Грань 5. Работа
22.01.2018
Предыдущие выпуски: введение, о сайте, о музыке, о лейбле, о спорте... А теперь написал и о работе.
Техника, устройства и различные механизмы мне нравились всегда, сколько я себя помню. Маленьким мальчиком я пытался по мере сил сломать изучить всё, до чего могли дотянуться мои шаловливые ручки.
Когда я учился в начальных классах школы, меня, как и большую часть позднесоветских детей, родители пытались запихнуть в какой-нибудь кружок, чтобы я не шлялся бестолку по улице, а развивался. Проходив по таким кружкам, остановился надолго только лишь на секции у-шу, а чуть позже, когда мне было лет 13, меня записали в кружок радиоэлектроники.
Именно там я впервые серьёзно познакомился с настоящей техникой – с электронными устройствами, измерительными приборами, научился травить платы, паять, подбирать детали и пр. Всё, конечно, было весьма любительски, но тем не менее… Ещё там стояли настоящие компьютеры (советские ЕС-ки) и был робот-манипулятор – всё это вообще приводило меня в священный трепет. Ведь уже тогда я просто зачитывался соответствующими статьями про компьютерную технику в регулярно выписываемых журналах: «Юный техник», «Горизонты техники для детей», «Наука и жизнь», «Техника – молодёжи». Мне было просто до зуда интересно, хотелось всё это поглощать и поглощать, а когда представился случай ко всему этому прикоснуться в радиокружке, то счастью и восторгу моему не было предела.
Так прошли два года: я посещал радиокружок, шлялся по всяким свалкам в поисках сломанной аппаратуры, выпаивал из плат необходимые радиодетали, ходил на «Птичий рынок» (я жил неподалёку) и покупал там разные микросхемы и справочники – рынок тогда разросся до чудовищных размеров и представлял собой большую барахолку, на которой продавалось почти всё, а зверюшкам была отдана всего лишь треть всей площади. Я читал технические книги и журналы, изучал схемы, пытался собирать разные простенькие устройства. Но потом пришли другие интересы, учёба в школе стала довольно напряжной и свои практические работы в области радиоэлектроники пришлось оставить, хотя журналы и книги я продолжал собирать и читать.
В старших классах дела мои в плане учёбы пошли совсем неважно – по математике я съехал аж до «двойки» в четверти, по физике еле-еле было «три», по другим предметам было получше, но тоже так себе. Это не потому, что я был тугодумом, просто было неинтересно учиться, мотивация была на нуле, ну и другие занятия серьёзно отвлекали от учёбы – мне было 15-16 лет, какая, нафиг, учёба?!
До конца обучения в школе оставалось чуть больше года и надо было определяться с ВУЗом. Тогда почти во всех институтах были платные подготовительные курсы и мы с мамой открыв справочник просто ткнули наугад и попали в МИЭМ (обратите внимание, что несколько лет назад МИЭМ был с потрохами приобретён ВШЭ и теперь это совершенно другой ВУЗ, находящийся по другому адресу). Поехали туда, заплатили денег, и так я стал ходить на курсы по математике, физике и русскому языку в институт.
Некоторые обучающиеся умудрялись пропускать занятия, но я ответственно ходил на все – родители же заплатили деньги, как я мог пропустить? Курсы по русскому были почти бесполезны – грамотность у меня и так была неплохой, ничего нового или интересного там не было. А вот с курсами по математике и физике сложилась совсем другая ситуация. На занятиях настолько интересно и доходчиво рассказывали, что за 2-3 месяца я понял всё то, что не мог понять в школе за 3 года! Более того, мне стала просто очень интересна математика, и настолько, что в школе на ненавистной мне литературе помимо того, что я делал домашку по математике (чтобы дома время не тратить), я дополнительно решал и другие задачи из учебника. Настолько это у меня получалось ловко, что оценки мои стали «четыре» и «пять» (напомню, что незадолго до этого была «двойка»!). С физикой тоже стало всё очень хорошо – твёрдая «четвёрка».
Пришло время сдавать вступительные экзамены в ВУЗ. Сдавать я начал аж с самого февраля – хотелось попробовать, что же это такое – вступительный экзамен. Так я пробовал сдать экзамены в три-четыре ВУЗа, включая и свой МИЭМ. Математику я везде сдал на «5», физику и русский – на «4» или «5», уже не помню, но всего этого с лихвой хватало, чтобы меня взяли туда, куда я захочу. Выбрал я ставший к тому времени уже родным и привычным МИЭМ...
Выпускные экзамены в школе прошли без всяких проблем и в сентябре 1997 года я стал настоящим студентом. После школы обучение в институте казалось мне необычным, и поначалу давалось тяжеловато, но терпимо. Особенно адовым был математический анализ или по-простому – «матан», не в последнюю очередь из-за упёртого и требовательного преподавателя. Приходилось пересдавать по 6-7 раз!
Первые два курса кое-как прошли, а с третьего учёба переместилась в другое здание и специфика несколько изменилась, появилось очень много профильных предметов и практических занятий.
Некоторые дисциплины я органически не мог понять, например «технологию СВЧ» или типа того. Лектор предложил сделку – нужно было ходить на все его лекции и тогда он ставил «зачёт» автоматом. Я понял, что этот предмет я не выучу и не сдам никогда, поэтому брал с собой томик Лавкрафта, садился на «галёрку», читал его всю пару и ехал домой.
Но большая часть лекций мне всё же нравилась. «Радиотехника», например. Я как раз для себя изучал синтез звука, а на лекциях рассказывали про спектр, свёртку и другие интересные вещи. Большинство лекторов читали вполне интересно, общая атмосфера была дружественной и такого напряжения как на первых курсах уже не было, поэтому и учиться стало довольно легко.
На старших курсах очень поощрялось, если студент подрабатывал на каких-нибудь предприятиях в рамках специальности – тогда сразу появлялись темы для курсовых, за некоторые практические работы ставили «автомат» (студент ведь и так работает) и вообще относились очень лояльно. Мне с этим не повезло, хотя я и подрабатывал некоторое время – курьерил, обновлял базы данных, даже на стройке пришлось немного попахать. Как раз на стройке в конце рабочего дня я узнал, что именно сегодня, 11 сентября, в США произошло что-то нехорошее…
В институте очень активно развивалось удалённое обучение, были даже студенты из других стран, сдававшие зачёты онлайн. Вообще, весь процесс обучения, особенно по прикладным предметам, очень тесно был связан с компьютерами – лекции и дополнительные материалы часто давали в электронном виде, была локальная сеть, с Интернетом я познакомился именно в институте. Сейчас с повальной интернетизацией это стало обычным делом, а в самом начале 00-х всё только начиналось.
Некоторые студенты уже тогда определились с кафедрами – одни пошли на непонятные мне «СВЧ», другие – на кафедру надёжности, я – на кафедру по разработке электронной аппаратуры. Нашлись студенты, которые «поднимали» такие темы как цифровая обработка сигналов, ПЛИС, микроконтроллеры. Мне было всё это очень интересно, но силёнок не хватало – я просто хотел закончить обучение пусть и с синим дипломом, зато с красным лицом, а не наоборот. Поначалу для диплома я выбрал тему по синтезу звука, собрал кучу информации, специально ездил в техническую библиотеку, но… В общем, тему пришлось менять и диплом получился достаточно скромный – учебный стенд для параллельного порта компьютера.
Учёба подходила к концу, впереди маячила армия, в которую я идти, разумеется, не хотел. Поэтому нужно было выбрать т.н. «почтовый ящик» для трудоустройства, в котором давали бы «отмазку» от армии. «Почтовыми ящиками» в советское время называли предприятия военного назначения, потому что у них не было адреса, а был только «п/я номер такой-то».
Но микро-армейский опыт у меня всё же случился. В институте была военная кафедра и летом пришлось ехать на сборы в часть. А я тогда уже подрабатывал, да и нужно было искать «почтовый ящик» и терять время на «службу» не хотелось, поэтому отмучавшись на сборах около 48-ми часов вместо положенного месяца (за это короткое время я научился чистить песком котелок, повязывать портянки, маршировать, жрать отвратительную еду, запивая на жаре адски хлорированным кипятком, а ночью спать на покрытых грязными тряпками досках, среди таких же несчастных как и я сам…), и заплатив 100$ за «зачёт», я отбыл раньше времени «на гражданку».
Посетив пару «почтовых ящиков» мне везде дали от ворот поворот – где-то не было мест, где-то не было начальства… Но тут случилась оказия – среди знакомых оказался человек, работавший на одном таком «п/я», и он согласился свести меня с нужным начальником.
Приехав в назначенный срок, меня встречали два сотрудника – молодой и пожилой. Я «нагнал», что разбираюсь в аппаратуре и программист, хотя почти ничего не умел. Они согласились меня взять на полставки до защиты моего диплома (т.е. на полгода – защита была в феврале), а там видно будет.
Терять мне было нечего, хотя было немного не по себе. Мало того, что я наплёл с три короба про свои «навыки», я ведь ещё и понятия не имел о самой работе как таковой – как себя вести, что делать, даже о том, можно ли ходить по заводу или просто по корпусу (предприятие же военное!), что будет, если не можешь сделать то, что тебе поручили – сразу расстреляют или сначала помучают...
Как бы то ни было, меня взяли и по договорённости с начальником (тем самым молодым), я стал ходить на работу три раза в неделю (но можно было и два), и он за это мне приплачивал какие-то копейки.
Вначале про меня вообще… забыли. Я приходил, садился за выделенный мне стол, непосредственный начальник (дедок-«железячник») давал мне пачку схем, я их изучал (зачем – непонятно), потом я обедал, опять сидел-тупил и уходил домой. От тоски я начал заниматься дипломным проектом и что-то паять (совсем примитив), чем вызвал крайнее удивление окружающих – ого, а ты паять умеешь! Что, в свою очередь удивило меня, ну умею, а что тут такого? Лишь потом я понял почему – приходившие до и после меня «бауманцы» не умели вообще ничего, в лучшем случае немного шарили в теории…
Потом дед начал кое-что разрабатывать для проверки солнечных батарей, а я был на «подхвате». В такой неспешной возне прошли отведённые полгода, я защитил диплом, получив свою «пятёрку», стал дипломированным специалистом и устроился уже полноценным инженером.
Подводя итог институтской жизни, могу сказать только, что я ни разу не пожалел ни о выбранном институте (не зря же в нём учились Мавроди и Якубович!), ни о выбранной специальности.
Так я оказался на предприятии, которое почти на 10 лет стало для меня родным. Но начал я свою трудовую деятельность будучи практически абсолютным нулём. По специальности я не знал почти ничего. Нет, конечно, кое-какие обрывочные знания у меня были, но оглядываясь назад, я понимаю, что был обычным раздолбаем, каковыми являются подавляющее большинство выпускников ВУЗов. Но я уповал на свою трезвую голову, неконфликтность, интерес к технике, умение собираться в нужный момент и решать проблемы…
Завод к тому времени (начало 00-х) ещё не отошёл от разрухи 90-х годов, денег было мало, работы тоже немного, молодёжи почти не было…
Началась вялотекущая рутина…
Я начал осваиваться на новом месте и пытаться знакомиться со спецификой. Всё для меня было в диковинку, а так как я был довольно впечатлительным молодым человеком, то от одного вида разноплановой старой аппаратуры, различных стендов и готовых изделий (некоторые образцы были аж 60-х годов) у меня почти сорвало крышу! Я всегда интересовался военной техникой, посещал выставки (МАКС я посещал несколько раз почти с самого его основания – с середины 90-х годов, пока это не стало мейнстримом), читал кое-какие журналы (если попадались), с удовольствием смотрел документальные фильмы… А тут… Тут получилось не только прикоснуться к прекрасному, а рассмотреть всё вплоть до деталюшек, вникнуть в то, как это изготовлялось, поговорить с людьми, которые всё это делали!.. Это было очень сильной мотивацией в работе!
Вскоре молодой начальник дал мне задание – была специфическая компьютерная плата расширения и её надо было запрограммировать для обмена с нашей системой. Так я начал постигать хитрости программирования на С++. Меня никто не дёргал, времени было дофига, но тратить его на компьютерные игры «тайм-киллеры» (как делали немногие студенты, приходившие типа «работать») я категорически не хотел – жизнь одна, а интересного вокруг было очень много, поэтому я читал технические книжки, штудировал мануалы, вникал в протоколы обмена, изучал примеры и довольно быстро я почти во всём разобрался и начал прогрессировать, показывая результаты труда, которые в свою очередь вдохновляли на дальнейшие изыскания.
Помимо программирования я начал постигать основы теории автоматического управления на примере нашего объекта и изучать производство изнутри. Также приходилось ездить в смежные организации неподалёку, что поначалу было очень интересно – мне нравилась безлюдность, запустение, полуразрушенные цеха, отсталость и общая киберпанковская атмосфера некоторых предприятий. Но довольно быстро мне это надоело, всё же я хотел концентрироваться на собственной работе – я тогда начал разрабатывать стенд полунатурного моделирования и контрольно-проверочную аппаратуру (это был комп с платой расширения – нужно было только всё запрограммировать) и занимался всем этим по сути только я один.
Я и аппарат. Обратите внимание как много народу задействовано в испытаниях (скриншот из заводского док. фильма)
К нашему отделу (некогда огромному, но уже в 90-е ужавшемуся до 12-14 человек) был прикреплён экспериментальный участок/лаборатория, где когда-то делали макеты различных устройств, экспериментальные приборы и устройства для наземной стендовой отработки. Она находилась несколько на отшибе – надо было или идти по корпусу через цеха, или по улице делать крюк, таким образом она была защищена от праздношатающегося руководства. Состояла лаборатория из монтажного участка, участка проверки с древним оборудованием, был даже небольшой слесарный участок со станками – всё помещение было поделено на несколько комнатушек и было небольшим по площади. Большая часть «железа» хоть и была старой, но функционировала и выполняла свои задачи. Ещё был большой склад для матчасти. Всё в целом было весьма ветхим и унылым…
Лаборатория пережила пресловутые 90-е годы, производя что угодно, кроме профильной продукции, например: табло для вокзала, энцефалограф, какие-то детали для прогрессивного насоса, даже кое-что для производства спирта и т.п. Руководство искало любую загрузку, чтобы хоть как-то сохранить коллектив…
Когда я только устраивался на работу, все ветераны-специалисты (один из них был Героем Социалистического Труда), которые работали в лаборатории, ушли на пенсию. Лаборатория «повисла» на одном монтажнике среднего возраста, которого как раз немного загрузили небольшими заказами – на этот раз по профилю предприятия. И я начал там «тусоваться» и заниматься грубым ручным трудом с этим монтажником – собирал приборы, сверлил, крутил гайки и участвовал в проверке. Меня не обламывало и не коробило, что я с высшим образованием и «кручу гайки» – ради разнообразия можно было и покрутить и кроме того я понял многое про сам монтажный техпроцесс, что в будущем мне очень помогло.
Мой режим работы стал таким: часть дня я программировал у себя наверху в отделе, а когда уже ехала крыша от этого, то я спускался вниз в лабораторию и делал что-нибудь там. Иногда чередовал дни – день программирую, день – занимаюсь монтажом.
Сама технология изготовления была 60-х годов – никаких печатных плат, только навесной монтаж, реле, резисторы, светодиоды и километры проводов (я не преувеличиваю). Редко давали делать что-нибудь цифровое – на старых советских микросхемах, паяющихся на «слепыши» (универсальные платы с посадочными местами для микросхем) и тоже навесным монтажом – соединяли ножки проводками! Тогда я предложил делать хотя бы нормальные печатные платы, а то «потроха» приборов выглядели как-то совсем уж грустно. Костное руководство замахало руками – «ненадёжно!!», «неремонтопригодно!!», «ниииззяяяя!!» и т.п. Но я всё равно продавил эту идею. И как только начальники увидели результат, то все сразу захотели делать макеты и приборы для своих стендов только на печатных платах – так я зацепился за ещё один участок работы помимо программирования.
Из потока студентов к нам устроился один молодой парень и взвалил на себя весомую часть моей работы, в основном по программированию, часть работ по документации и почти всю теорию управления – у него было спец. образование и ему было проще разобраться. Это развязало мне руки и появились силы для новых идей и разработок.
Постепенно я стал этаким неформальным начальником – это как-то получилось само собой: я стал организовывать работу, выбивать деньги, выступать от лица лаборатории и участвовать в делёжке денег в отделе для уже сформировавшегося пусть небольшого, но своего коллектива. Разумеется, это всё не считая моей основной работы – я очень много программировал, разрабатывал простенькие схемки и печатные платы, участвовал в различного рода отработках, помогал разным людям разобраться с техническими проблемами, как технический специалист бывал на совещаниях и переговорах, и т.п. и т.д.
Пришло время съезжать из отдела, и полностью обосновываться в лаборатории. Работы хватало и я решил активнее развивать это место – пусть королевство и маленькое, зато своё. Тем более, что к тому времени там был проведён небольшой плановый ремонт, помещения привели в приличный вид и одну комнатушку мы выделили под «офис» (он же – участок разработки) – там стояли компы, принтер, книги, документация, был уже мой местный телефон.
Поначалу некоторые удивлялись, что после того, как ветераны ушли на пенсию, в лаборатории кто-то ещё остался, даже есть какое-то шевеление и что-то производится. Но дело встало на рельсы, о нас пошёл слух по всему предприятию и вскоре уже конкретно к нашему новому коллективу стали приходить люди – это были отдельные специалисты-разработчики, пережившие 90-е годы, которым нужно было что-то сделать. Не просто приходили, а приносили работу, соответственно, и деньги, а это было очень важно не только само по себе, но и для статуса. Обговаривались человекочасы и технические вопросы, запускалась работа.
Постепенно заказы стали сыпаться из всех отделов, в которых хоть кто-то занимался «железом», таким образом, наш небольшой коллективчик стал выполнять работы по всем темам предприятия, делая быстрее (а значит и намного дешевле) и качественнее, чем специализированный, но неповоротливый монтажный цех. Мы делали только по электрическим-принципиальным схемам. Вся конструкция, компоновка и прочий дизайн полностью лежали на нас. А работало всего-то: я-демиург, программер-дизайнер, монтажник-конструктор (он реально разрабатывал конструкцию, хотя сам был без высшего образования), девочка-монтажница, кладовщица и ещё немного студентов-практикантов, но от них ощутимой пользы почти не было. Наша специализация была условной, каждый делал что мог, и если, например, был аврал (правда, это было всего пару-тройку раз – всё как-то успевалось в оговоренные сроки), то монтажом/сборкой занимались все – ручки испачкать никто не боялся…
Если запускать такую работу официально через «большой завод», то только на выпуск конструкторской документации и сопутствующих бумаг может уйти от полугода и больше, а без этих документов никто ничего делать не будет. Потом на изготовление прибора специализированным цехом ещё уйдёт какое-то время. А если в схему вкралась ошибка? То всё приходилось запускать почти сначала – выпускать официальные исправления в КД, опять писать бумаги, собирать кучу порой ненужных подписей и пр. Цех работал только и исключительно по документации, всякие «незаконные» (экспериментальные) исправления/изменения никто делать не стал бы. И от сложности макета объём работ не зависел – бумажно-организационной возни было чуть более, чем дофига. В итоге даже маленькая платка из пары релюшек и 4-5 резисторов могла выйти по цене как произведение искусства из платины и бриллиантов. Это одна из причин, почему «железом» уже никто не хотел заниматься – было чудовищно много ненужной бумажной волокиты.
Мы же все эти лишние телодвижения исключали, была только минимальная документация – так называемое «указание конструктора» (которое писал сам отдел-заказчик по согласованию с нами, либо писали мы сами, а потом оформляли как надо и собирали подписи) с общими словами, типа «лаборатории отдела такого-то сделать макет такой-то, схему смотри в приложении, деньги списать с заказа такого-то» и прилагалась сама схема. При всём при этом всякие доработки и исправления могли происходить даже в процессе монтажа, что попросту невозможно при официальном изготовлении через цеха… Потом, конечно, документация уже в отделе-заказчике правилась по факту изготовленного прибора, который уже участвовал в их работе – всё делалось по сути параллельно. Поэтому весь этап изготовления – от разработки до готового рабочего прибора (уже со всеми доработками и исправленными ошибками – если они были) – проходил сверхбыстро.
После того, как всё отлажено и документация приведена в порядок, вот тогда для серии (если нужно опять же) можно запускать и официально через «большой завод» и через отдельный монтажный цех. Но такового, насколько я помню, так и не случилось – обычно нужно было изготовить всего 1-3 прибора, что делалось силами нашей лаборатории.
Немаловажный нюанс: вся изготовленная нами продукция проходила через отдел технического контроля (ОТК), а некоторая и через военную приёмку (с военными было больше всего проблем, однажды они придрались... к цвету проводов внутреннего монтажа, т.к. придраться больше было не к чему), официально выпускался паспорт с соответствующими печатями и штампиками – т.е. всё делалось как надо, с соблюдением всех норм и ГОСТов! Никакого производства «на коленке» и в помине не было!
Под шумок я начал выбивать серьёзное оборудование – дорогущий цифровой осциллограф, генератор, источник питания, паяльную станцию. И о чудо! Всё это было закуплено (не без геморроя, конечно!) – удалось провернуть неповоротливую бюрократическую глыбу и выбить достаточно большие деньги, хотя в это почти никто не верил. Смех смехом, а такого уровня осциллограф на всём заводе был только у меня и многие стали приходить ещё и затем, чтобы я им что-нибудь заосциллографировал...
Не было ни одной темы, где бы мы не «засветились» – где-то работало одно из наших устройств, где-то я сам работал со своими же стендами и аппаратурой, а где-то я просто лазил с суперосциллографом и ловил какие-нибудь сигналы, а потом писал отчёт или помогал писать другим.
Мы хотели развиваться и начали разбираться с программированием микроконтроллеров, сопряжением наших устройств с компьютером и пр. Хотели активно внедрять современные и модные технологии. Кое-что даже удалось реализовать, ибо сколько можно уже делать «железо» на набивших оскомину релюшках и микросхемах 561 серии?
Помимо непосредственно производства нами были налажены технологические цепочки: как заказать материал, как материал обработать/нарезать, как и где сделать анодировку/покраску, как заказать необходимые детали/винтики/шпунтики, как и через кого всё это оплатить, как оформить, как поставить на учёт и т.п. Казалось бы, проблем никаких быть не должно – ведь всё это внутри одного предприятия. Но так как производством «под ключ» не занимался по сути никто, то и про законченные технологические цепочки тоже не знал никто. Поэтому приходилось всё пробивать самому, учиться писать служебные записки и другие бумаги (вообще без организационных бумаг было не обойтись и их было очень много), проталкивать, если что-то где-нибудь застревало, приходилось много «работать ногами», бегая из корпуса в корпус… Нами были составлены подробные методички-алгоритмы с фамилиями и телефонами – как и через кого купить детали, как выполнить нужную работу или что-нибудь оформить и поставить на учёт. Некоторые даже удивлялись, что через завод вообще можно что-либо заказать или организовать какую-то работу и спрашивали у нас как это сделать.
Но и это ещё не всё. Мы предоставляли и «дополнительную услугу» – делали полноценную конструкторскую документацию – всё профессионально, согласно ЕСКД. Некоторым заказчикам это было очень нужно...
К нам начали ходить толпами студенты – не только, чтобы поучаствовать в практике и получить свой «зачёт», но и для того, чтобы сделать диплом, а я был у таких дипломным руководителем от предприятия. Студенческая движуха повышала статус ставшей уже моей лаборатории, да и мне было просто интересно общаться с молодёжью. Хотя в их теме я не знал почти ничего, зато к тому времени у меня был большой практический опыт, я знал досконально на «низком уровне» (программистском) как работает наша система и рассказывал им. Помимо этого я помогал структурировать дипломный проект, направляя бурную студенческую энергию в нужное русло. Они мне, в свою очередь, рассказывали про теорию управления. Вот такой вот был симбиоз. С некоторыми дипломами было действительно интересно разбираться и совместно решать околонаучные задачи... Так я «выпустил в мир» 7-8 студентов и ещё большему количеству просто помог чем мог…
Над лабораторией находилась пара заброшенных кабинетов и у нас появилась мысль отвоевать их себе – королевство должно процветать! Они были очень запущенны, кое-где протекал потолок и была плесень. Нужен был глобальный ремонт, и мы попытались выяснить, как это можно было бы организовать – успех с покупками приборов вдохновил. Мы стали писать кучу бумаг в разные заводские инстанции для организации ремонта и объединения тех помещений с лабораторией. Если помещения отдадут, то тогда вся эта двухэтажная часть здания будет нашей!..
В таком режиме прошло ещё около пяти лет – и это самое лучшее время за всю мою уже более чем 15-летнюю трудовую деятельность. Было нереальное ощущение независимости, свободы и настоящего технического творчества, почти никто не капал на мозги, постоянно приходили новые студенты (и студентки!), деньги платили небольшие, но регулярно, почти все заказы были очень интересными и экспериментальными (один раз кое-что притащили даже с «Курска»), да и я сам генерировал много работ, было интересно общаться с разными людьми «в теме», была постоянная движуха… Мы шутили, что вышли на международный уровень, хотя на самом деле так и было – некоторые наши «железки» улетели работать в азиатские страны.
Но, как и всё хорошее, закончился и этот период…
Количество заказов стало довольно быстро сокращаться – кое-кто из разработчиков-заказчиков уволился, кто-то просто забил на всё из-за ненужности что-либо делать. И без того раздутый штат нахлебников: «конструкторов» (в кавычках, т.к. по сути это были обычные менеджеры, распределяющие деньги, к технике никакого отношения не имеющие), псевдо-начальников псевдо-отделов (у Генерального было где-то 30-40 заместителей!), пристроенных родственников, охранников, бухгалтеров, экономистов, юристов и прочего скама – начал ещё больше разрастаться, и получать они хотели всё больше и больше... Денег на всех стало не хватать...
Были и две уже наши фундаментальные проблемы, которые становились всё острее. Первая проблема – организационная. Мы были в рамках дышащего на ладан отдела, который «откусывал» часть и так небольших денег. И как я не боролся, добиться «статуса кво» не получалось – я хотел, чтобы те деньги, который мы заработали, перенаправлялись нам же, а не делились «поровну» в отделе, так как остальные сотрудники почти ничего не делали (денег не приносили), а зарплату получать хотели все – тётки-пенсионерки устраивали истерику за лишние 500 р. (не шучу!) перед начальником и он им «отгрызал» часть нашего финансового «пирога»…
Вторая проблема – кадры. Позарез нужен был монтажник и «железячник» – хотя бы один из них. Ещё оставалась надежда, что всё наладится и скоро будут заказы – перерывы в работе и до этого случались, а людей не хватало всегда.
Мне хотелось развиваться вместе со своим коллективом и выходить на новый производственный уровень. Поэтому был придуман хитрый план, который бы позволил по крайней мере подойти к решению этих проблем – отделиться в отдельное подразделение и полностью контролировать мелкий финансовый ручеёк. Так как я много с кем общался, то стал везде распространять эту сепаратистскую идею – хочу отделиться в отдельный отдел и работать независимо. Знакомые мелкие начальники и просто специалисты кивали головами, мол «всё правильно делаешь», а мне и нужно было пусть и пассивное, но согласие большинства.
К тому времени дела пошли совсем плохо. Реальная работа с «железом» почти прекратилась, осталась только бумажная возня, соответственно стало намного меньше денег. В отделе началась муть. Сначала соскочил продвинутый парень – зам нач. отдела, ушёл в другой отдел. Потом свалил другой зам, молодой – вообще уволился. Потом не выдержал и уволился тот парень-программист, который проработал со мной в лаборатории несколько лет.
Но был и позитив – пришёл мой товарищ из другого отдела, тоже программист, и его не испугали наши трудности, и пришёл именно в лабораторию. Потом со стороны наконец-то пришёл пожилой «железячник» – как оказалось, очень толковый специалист и просто отличный человек.
Не смотря ни на что, я продолжал активно проталкивать идею отдельного отдела, хотя никто уже не верил, что у меня получится. Грянула ещё одна новость – в отделение взяли пожилого мужика, который при Союзе уже работал в нашем отделе. И я начал через него двигать идею своего отдела, и он помог. В итоге, после примерно года мытарства (саму идею я проталкивал ещё дольше), мы получили приказ!
Состав уже отдельного отдела стал такой: я, программист, молодой теоретик-экс-студент, мужик-железячник, монтажник-конструктор, девочка-монтажница, кладовщица и «крышевал» всё это дело ИО начальника отдела – тот новый мужик из отделения. Духов-студентов я не считаю. Наконец-то появился свой отдельный отдел!
Да, начальником отдела я категорически быть не хотел, хотя мне предлагали несколько раз. К тому времени я был начальником сектора и этой должности мне вполне хватало.
Появились кое-какие заказы. Но серьёзной загрузки всё ещё не было, хотя все в нашем новом отделе делали всё возможное – кто мог, тот искал и брал на себя новую работу, но вся она была копеечной. Была ещё одна беда – с этим ИО мы (в смысле я) не сошлись характерами… Совсем… Он пытался меня прогнуть для реализации своих собственных интересов (отчасти для этого он и помогал с отделом), но это было невозможно, я и сам кого-угодно прогибать горазд…
Я взглянул трезвым взглядом на происходящее и понял, что всё, что мне нравилось в работе, закончилось. Дела шли плохо, даже не смотря на главную победу – выделение в отдельную структуру. Коллектив был в раздрае, денег было по минимуму, многие работы были свёрнуты или находились в полудохлом состоянии – непонятно, запустят их или нет. Перспектив не было никаких, обстановка была нервной.
Ещё задолго до всего этого была мысль поступить в местную аспирантуру, я даже написал что-то типа автореферата, но в итоге просто «забил», так как тогда было много работы. С заводской ипотекой тоже ничего не вышло (ради квартиры я готов был там остаться на несколько лет почти на любых условиях) – я был слишком самостоятельным и среди руководства не нашлось человека, который отстаивал бы мои интересы.
Постепенно стала созревать мысль, что я сделал и «выжал» из этой работы по максимуму и всё, что было в моих силах, и надо «делать ноги»…
Негативную роль играла и общая атмосфера на предприятии (даже в лучшие времена атмосфера завода всегда была полусонно-безразличной), которая прекрасно описывается одним показательным случаем. Когда носитель с полезной нагрузкой упал (в том числе и с нашим небольшим аппаратом, хотя он не совсем нашего завода, 80% работ делали смежники, ну да ладно...), начальник отдела сказал мне фразу, которая абсолютно точно характеризует отношение высоких чинов к нашей (инженерской, отраслевой, профильной) работе: «Это хорошо, что ракета упала, иначе пришлось бы в ЦУП постоянно ездить, работать…»
Эту фразу можно было бы вынести в заголовок. Понимаете насколько всё… никак? Ему не жалко аппарат, не жалко человеческого труда (конечно, он ведь ничего и не делал), ему не жалко потраченных государством денег (продадим ещё углеводородов!)… Абсолютный пофигизм…
Я понял, что руководству вся эта наша возня была абсолютно «по барабану» – они сидели на заказах и «пилили» бюджет, закрывая работы «бумагой», гневными письмами смежникам и подобными «филькиными грамотами», а мы только мешали своим мельтешением. Те копейки, которые можно было на нас «наварить» (даже на инозаказах), им приносили только головную боль. Отсутствие нашей загрузки волновало лишь нас самих. Я хотел делать своё дело, заниматься техникой, использовать свои навыки и умения, работая по своей специальности. Ровно того же самого хотел и мой коллектив. Взамен мы хотели лишь загрузки, нормальной (по предприятию) и стабильной зарплаты... да, в общем-то, и всё. Мы нужны были только тем единичным представителям от отделов, которые тоже пытались в такой среде просто делать своё дело и работать. Да, некоторые начальники нас защищали, но большего сделать ничего не могли – деньгами они не распоряжались, а «наверху» были совсем другие интересы. Более того, часть наших работ очень сильно хотели закрыть и отдать смежным предприятиям – так можно гораздо больше денег «отмыть», чем на нас, а ответственность как обычно повесить на смежников. Вообще, отдавать другим, отбирая у своих – это была почти политика завода, хотя кто для них «свои» ещё большой вопрос…
Вы не поверите, но меня даже хотели уволить за то, что я делаю свою работу и выдаю результат! Поддатый замгенерального на совещании топал ногами и кричал, что «разгонит нашу шарашку»! Ещё когда мы не были самостоятельным отделом в упрёк ставилось то, что я работаю на другие темы/заказы/отделы – это называлось «работаю на сторону»!! То есть то, что я работаю по темам и на благо предприятия, приношу деньги в отдел, кормлю часть людей – всё это не считалось, а работа с соседними отделами даже в рамках одного отделения называлась «работой на сторону»!
Вспомните ту фразу про падение ракеты… В их бытии наш настоящий результат только мешает – за результат надо отвечать, результат вызывает дополнительную работу и другую ненужную им суету… Руководству всё это как кость в горле!
Неудача для одних вполне может быть успехом для других. Поэтому, когда вы услышите в новостях, что в очередной раз упала ракета, то знайте, что где-то тихонько радуется какой-нибудь начальничек… А может и не один…
Работу и особенно её достойное финансирование постоянно приходилось «выбивать» и «выгрызать» – и это меня серьёзно достало! Как будто это нужно только мне. Хотя так и было по сути… На это тратилось очень много нервов. Когда тебе 25-27 лет это ещё может быть весёлым, но когда тебе за 30-ть, ты уже сформировавшийся специалист с серьёзным багажом результатов и с коллективом, готовым выдавать продукцию – постоянно доказывать собственную «идейность» становится как-то уже «некомильфо».
На самом деле, никакая продукция, к сожалению, высшему руководству была попросту не нужна! А зачем, если денег заводу и так выделялось просто дохрена и слухи о шестизначных премиях, которое руководство выписывало само себе, ходили давно и упорно… Так что мне становится очень смешно, когда я слышу из новостей про различные «инновации» и «модернизации»…
Доходило до маразма: настоящей работой считалась возня с бумажками – не с чертежами, а с договорами (хотя для этого был отдельный договорной отдел, но почему-то этим вопросом занимались некоторые начальники производственных отделов), служебными записками, письмами (о-о-о-о! этого было особенно дохрена!), методиками (вечная текучка) и прочим. Больше бумаги – чище жопа! Это было негласным правилом! А то, что ты занимаешься разработкой аппаратуры, сам изготовляешь с нуля и предоставляешь «под ключ» готовую продукцию, прошедшую ОТК и принятую военными – называлось «баловством» и «творчеством» (произносилось с презрением) и за полноценную работу не считалось… Читал где-то шутку – если есть конструкторская документация, то «железо» можно и не делать! Отличная фраза, точно описывающая сложившуюся ситуацию…
Помимо этого меня просто убивала дорога – я тратил от 1 ч 20 мин, до 2 часов в один конец на автобусе. Пробок становилось всё больше, часто приходилось вылезать из автобуса раньше времени и идти пешком. Поначалу в транспорте я читал «Компьютерру», потом купил «читалку» от HP и прочитал просто дофига книг… Но за 9 лет это стало просто невыносимым…
Помимо этих технико-организационных моментов были ещё и личные. У меня в жизни происходили различные пертурбации и не все из них были хорошими. И в конце концов меня стало просто тошнить от всего этого «железа» и всяких «изделий». Всё то, что меня приводило в восторг и вдохновляло несколько лет назад стало вызывать раздражение и отторжение. Я не «сломался», просто было пресыщение, и пресыщение абсолютно всем – работой, «железом», общением с окружающими, общением с начальниками, выбиванием работы и денег…
Если ты инженер-разработчик, то ты должен быть постоянно в тонусе, постоянно что-то делать – это как в спорте. Если пару месяцев в год работать, а остальное время маяться хернёй – возиться с бумажками и бегать по начальникам, ездить в ненужные командировки, орать на совещаниях, – то деградация будет очень быстрой. Вот и я тонул в бумагах и деградировал как профессионал, так как не было никакой реальной загрузки, и выхода из этого не было видно даже на горизонте…
Я стал представлять «работу мечты» – хотел просто спокойно возиться с «железками», программировать или с чем-нибудь разбираться, чтобы меня не теребили каждый день, чтобы не надо было обивать пороги с очередной бесполезной писулькой, чтобы было минимум общения вообще и с тупорылыми начальниками в частности, чтобы в конце концов была стабильная зарплата, ради которой не приходилось бы заниматься не своим делом, унижаться и рвать жопу...
И такая работа меня нашла…
…К нам в лабораторию заходили разные люди, иногда и просто так, поболтать… Частенько захаживал и один космонавт – он не летал, но проходил полноценную подготовку и участвовал в разных экспериментах и именно он упоминается в этой статье. В начале 2012 года он выпустил книгу, я её купил и на память получил автограф:
А через месяц я написал заявление об увольнении, и уже с июня работал на другом предприятии. Может лет через пять-десять напишу и про это…
Уходил я, как говорится, «с лёгким сердцем» – организованная мной структура на базе лаборатории работает до сих пор. Более того, та идея с ремонтом и с новыми помещениями, которые мы начинали за 3-4 года до моего увольнения, воплотилось в реальные дела! Хотя ремонт сделали и не в полном (желаемом нами) объёме, но всё же сделали и те помещения принадлежат уже нашему отделу! Это оказалось очень полезным, так как штат сотрудников серьёзно расширился, но трудности в части работы остались всё те же, как и при мне, да и атмосфера нисколько не улучшилась…
Сувениры со старой работы
Почти 10 лет (если прибавить и те полгода работы, когда я был студентом и работал на полставки) я не считаю потраченными зря – я много чего узнал, достаточно сделал, было весело и есть что вспомнить (вы же читаете эту статью), в отличие от тех «пассажиров», которые за 2-3 года «работы» в основном «резались» в Counter-Strike, а потом неудовлетворённым увольнялись. Я научился продавливать свои интересы, отвечать за свои слова, формировать структуры, ставить задачи и добиваться реального результата не смотря ни на что. Научился разговаривать с разными людьми – это тоже оказалось полезным навыком. «Почтовые ящики» – это своего рода «школа жизни», где в болоте безразличия и тупорылой бюрократии (а иногда и в прямом противостоянии с «доброжелателями») ты можешь сформироваться как специалист, если, конечно, сумеешь противодействовать окружающему тебя инертному бытию. Самое главное – у тебя всегда есть выбор и ты можешь вообще ничего не делать, оставаясь никем, ничего не создавая и ожидая очередного идиотского поручения от начальника, и в конце концов уволиться ради должности серенького менеджера в какой-нибудь конторке-однодневке перепродающей китайскую электронику…
За 5,5 лет уже на новом месте я вполне оклемался от старой работы, освоился в новой среде, и недавно опять появился интерес к разработке и я даже стал проявлять почти убитую инициативу. Самое главное, что тут нет такой нервотрёпки, не надо ничего «выбивать» и «выгрызать». В общем и целом я получил даже больше того, что хотел, и сейчас работаю просто в своё удовольствие и что немаловажно – недалеко от дома. С работы я хожу домой пешком, и это просто невообразимый кайф. Хотя за это время общая атмосфера тут тоже серьёзно ухудшилась (как отражение политической ситуации в мире и у нас в стране), но непосредственно меня какой-либо негатив пока никак не затронул…
Пожалуй, остановлюсь на этом. Конечно, написал я только про малую (формальную) часть – про специфику и особенности работы на производстве я могу говорить часами...