А.В.Амфитеатров «Жар-цвет»
Лавкравт, говорите? Жан Рэй и Эдгар По? Хм... Амфитеатров Александр Валентинович!! Как вам такое имечко? Что, не знаете? Дело поправимое. Сейчас я вам расскажу.
Помещаю краткую биографию этого несколько противоречивого человека, моё впечатление от прочитанного романа и бонус. Постарался не касаться сюжета, но скопипастил парочку атмосферных фрагментов.
Амфитеатров Александр Валентинович (1862, Калуга – 1938, Леванто, Италия). Творческие псевдонимы – Аббаддона, Old Gentleman, Московский Фауст и др. Прозаик, публицист, поэт-сатирик, критик. Родился в семье священника, протоиерея московского Архангельского собора. В 1880-1885 гг. учился на юридическом факультете Московского университета. По окончании его отказался - вопреки желанию родных - от занятий юридической практикой, учился пению, уехал в Тифлис, где поступил вторым баритоном в местный оперный театр. Активная деятельность Амфитеатрова – журналиста и литератора началась в тифлисской газете "Новое обозрение" в 1889 г. В этой газете на протяжении 4 лет печатались его театральные рецензии и литературные фельетоны.
В 1892 г. Амфитеатров возвращается в Москву и становится московским корреспондентом газеты "Новое время". Сотрудничество в газете А. С. Суворина – важный этап в общественно-политическом самоопределении Амфитеатрова. Его позиция не всегда совпадала с позицией издателя этого реакционного органа, со взглядами других сотрудников "Нового времени". С детских лет Александра Валентиновича окружала атмосфера дискуссий о прогрессе общества, о возможностях позитивизма и естественных наук. Кумирами его юности были революционные народники, он зачитывался народнической беллетристикой, статьями Н. К. Михайловского. Приверженность к буржуазному либерализму уводила его всё дальше от Суворина. Окончательный разрыв с "Новым временем" произошел в 1899 г. В этом же году Амфитеатров вместе с В. М. Дорошевичем начинает издавать газету "Россия", на страницах которой публично отмежевался от "нововременцев".
Газета Амфитеатрова и Дорошевича, в которой сам Амфитеатров печатал злободневные фельетоны, театральные рецензии, отклики на события литературной жизни, завоёвала популярность споим фрондерством. Она просуществовала до января 1902 г., когда была закрыта по распоряжению правительства за публикацию фельетона Амфитеатрова "Господа Обмановы". В нём содержалась довольно прозрачная аналогия с историей царствовавшей династии Романовых. Амфитеатров был сослан в Минусинск. Возвратившись из ссылки, в 1903 – 1904 гг. сотрудничал в газете "Русь", до тех пор пока ему не была запрещена всякая литературная деятельность. В годы революционного подъема Амфитеатрова захватила волна радикализма: он пишет хлесткие политические фельетоны, сатирические сказки, в которых перемежает традиционные сказочные формулы газетно-публицистическими оборотами и политическими лозунгами. К "Современным сказкам" Амфитеатрова близки его т. н. "стихиры". В них, используя форму торжественных церковных песнопений, он высмеивал черносотенца Иоанна Кронштадтского, царских министров В. И. Тимирязева и П. Н. Дурново, палача восстания на Черноморской эскадре вице-адмирала Г. П. Чухнина, а также самого Николая II и членов царской фамилии. За публикацию "стихирей" газета "Русь" была закрыта в 1906 г.
В конце 1904 г. Амфитеатров эмигрировал в Париж, где издавал журнал "Красное знамя". На его страницах, а также в своих публичных лекциях он выступал с резкими нападками на царскую фамилию, пропагандировал тезис о вырождении династии Романовых. Вместе с тем радикализм Амфитеатрова был весьма ограниченным. Он считал себя "беспартийным революционером" и пытался найти некую срединную, внепартийную линию в политической борьбе, что полностью соответствовало его позитивистскому в своей основе и буржуазно-либеральному по своей сути мировоззрению. За границей Амфитеатров сблизился с М. Горьким, привлек его к участию в своем журнале, встречался и интенсивно переписывался с ним. Но Горький, как видно из его писем к В. И. Ленину, критически отнесся к попытке Амфитеатрова поставить за границей "внепартийный" русский журнал.
Вскоре сам Амфитеатров, убедившись в бесплодности своей затеи, прекратил издание журнала и уехал в Италию. В итальянской печати Амфитеатров публиковал корреспонденции о русской общественно-политической и культурной жизни, в русской печати выступал с литературными и театральными рецензиями и фельетонами. В России и за границей одна за другой выходили его публицистические и беллетристические книги.
На "итальянский" период жизни Амфитеатров (он продолжался до его возвращения в Россию в 1916 г.) приходится особенно интенсивная работа над беллетристическими произведениями. Хотя первые романы Амфитеатрова были написаны ещё в 90 гг. и в начале века, именно в эмиграции он приступил к реализации своих масштабных замыслов в прозе. В 1908 г. была завершена дилогия "Сумерки божков", задуманная в 1904 г., создана серия романов из многотомной хроники "Концы и начала": "Восьмидесятники", "Девятидесятники", "Закат старого века", "Дрогнувшая ночь". Амфитеатров стремился проследить переломы в политике, философии, общественной морали и в искусстве на рубеже веков, широко используя свои личные наблюдения, свой опыт участия в общественной и литературной жизни конца XIX - нач. XX в.
В 1911 г. Амфитеатров основал журнал "Современник" и в течение года редактировал его. Это была новая попытка создать "внепартийный" журнал, вновь окончившаяся неудачей. М. Горький, поначалу согласившийся сотрудничать в "Современнике", опубликовал в нём лишь несколько небольших произведений, а затем под влиянием В. И. Ленина, критиковавшего журнал за нечеткость политического направления, отошел от него. Сам Амфитеатров опубликовал в "Современнике" роман "Закат старого века", рецензии и литературные фельетоны.
В 10 гг. от былого радикализма Амфитеатрова не осталось и следа, писатель очень быстро правел. Вернувшись в Россию в 1916 г., он занял "патриотическую" позицию, сотрудничал в газетах "Русское слово" и "Русская воля", на страницах которых опубликовано большинство его фельетонных циклов. Темы фельетонов Амфитеатрова 10 гг., как правило, мелки и случайны. Он продолжает работу над хроникой "Концы и начала", издаёт Собрание своих сочинений, редактирует сборники "Энергия", а в 1917-1918 гг. – сатирический журнал "Бич".
Проживая в революционном Петрограде, Амфитеатров трижды подвергался арестам и допросам в ЧК. Речь, произнесенная им на банкете по случаю приезда Г.Уэллса, и неопубликованный очерк "Ленин и Горький" свидетельствуют о его резко отрицательном отношении к советской власти. Опасность нового ареста заставила Амфитеатрова эмигрировать: 23.8.1921 вместе с семьей он на лодке уехал в Финляндию. Опубликовал в рижской газете "Последние новости" открытое письмо Ленину, в котором констатировал исчезновение "грани между идейным коммунизмом и коммунизмом криминальным", т.к. для осуществления "самых соблазнительных лозунгов" избран "противоестественный путь, путь крови и насилия". После недолгого пребывания в Праге поселился в Италии (Леванто), где прожил до смерти. Сотрудничал в берлинских, парижских, шанхайских изданиях ("Сполохи", "Перезвоны", "Илл. Россия", "Слово"), был постоянным сотрудником парижской газеты "Возрождение", поддерживал монархическую организацию "Братство русской правды". Написанные в это время исторические хроники ("Сестры". Берлин. 1922-23; "Гнездо". Прага, 1922) продолжали и развивали его ранние произведения. Деятельность Александра Валентиновича в эмигрантской печати показала полное непонимание им происходившего в Советской России, стала логическим завершением пути буржуазного либерала и "беспартийного литератора", каким он стремился быть до 1917 г.
Литературное наследие Амфитеатрова включает в себя, помимо огромного количества газетно-публицистических материалов, романы, повести, рассказы, литературно-критические статьи и заметки, пьесы, сатирические стихотворения. Оно неравноценно. Значение его произведений определяется злободневностью поднимавшихся им проблем, уровнем их осмысления. Большинство романов, повестей и пьес Амфитеатрова – более или менее удавшиеся попытки беллетристической или драматургической обработки тем Амфитеатрова-журналиста.
Амфитеатров называл себя "публицистом по духу, любви и привычке", а своё творчество – "типическим обобщением наблюдений" над жизнью современников. Он с гордостью относил себя к "восьмидесятникам", т. к. его мировоззрение и художественные принципы сформировались в 80-90 гг. с ее культом позитивизма, буржуазного прогресса, натуралистическими увлечениями. На Амфитеатрова-писателя непосредственно повлияли теоретические выступления и творческая практика французских натуралистов Э. Золя и бр. Гонкуров. Как и П. Д. Боборыкин, Амфитеатров считал своей главной задачей создание своеобразной "социологической летописи" современности. Его романы-"фельетоны" ("Виктория Павловна", "Марья Лусьева", "Марья Лусьева за границей", "Сумерки божков") и романы-"хроники", составившие обширный цикл "Концы и начала", вместили массу разнообразных "человеческих документов". Практически все факты общественно-политической, культурной жизни страны и даже "личной" жизни персонажей в его произведениях строго документированы. Он использовал в качестве "человеческих документов" не только дневники, статьи, письма и т. п., но и проводившиеся им самим анкеты (на основе их сложился, например, цикл рассказов-очерков "Бабы и дамы (междусословные пары)"). Питательная среда беллетристики Амфитеатрова – общественные толки, мнения, слухи. Его прозрачные намеки на общеизвестные факты и конкретных лиц без труда расшифровывались читателями и давали обильную пищу для пересудов. Это, впрочем, входило в его творческие намерения.
Амфитеатров неоднократно писал о своей приверженности "реализму", но его эстетическая программа была, по существу, натуралистической. Он, по меткому замечанию критика А. Измайлова, "бежал через жизнь", что приносило и приобретения (оперативность писательской реакции на события, злободневность, публицистическую остроту), и ощутимые художественные потери (поверхностность, дефицит обобщений, поспешность оценок и выводов). Многие произведения Амфитеатрова как бы распадаются под напором фактов на вереницу слабо связанных друг с другом эпизодов, сцен, монологов, споров, хотя писатель и пытался "скрепить" их, чаще всего с помощью любовной интриги. Тщательное социально-психологическое обоснование поведения персонажей он нередко заменял биологическими мотивировками. Дурная наследственность, "вырождение", сумасшествие, алкоголизм или нимфомания – этот комплекс человеческих пороков для Амфитеатрова-прозаика был столь же важен, как и пороки общественные: обскурантизм, ретроградство, черносотенство и т. п.
Используя "человеческие документы", Амфитеатров почти не прибегал к вымыслу, хотя романтическое повествование часто брало верх над объективным изложением. Манера его письма приобрела философский характер, романист пытался осмыслить опыт последнего десятилетия, объясняя "социально-политическое безобразие русской коммуны" крахом старой культуры, рухнувшей под напором "извечной азиатчины". В книге "Горестные заметки. Очерки красного Петрограда" (Берлин, 1922) собраны статьи, печатавшиеся в гельсингфорской газете "Новая русская жизнь". Дневниковые записи Амфитеатрова близки "Несвоевременным мыслям" Горького, "Окаянным дням" И.Бунина. Не прекращая публицистическую деятельность, Амфитеатров все больше погружался в изучение древних памятников, легенд и поверий, в стихию древнерусской литературы и фольклора. Итогом этой работы явились книги "Одержимая Русь: демонические повести XVII века" (Берлин. 1929), "Соломония бесноватая" (Златоцвет, 1924, № 22-30). Параллельно работал над сборником "Зачарованная степь" (1921), "На заре и другие рассказы" (1922). Романами "Без сердца" (Берлин, 1922) vi "Скиталица" (Берлин, 1922).
Наибольший интерес представляет цикл романов-"хроник" Амфитеатрова "Концы и начала. Хроника 1880-1910 гг.", замысел которого сложился в годы первой русской революции. В этой своеобразной "летописи" русской жизни отразилось его убеждение в неизбежности и благотворности социальных потрясений. Романы цикла – первая в русской литературе попытка осмыслить жизнь русского общества в конце XIX - нач. XX в., основанная на личном опыте Амфитеатрова, участника и свидетеля основных событий этого времени. Однако романы-"хроники" отмечены теми же недостатками, что и другие его произведения.
В последние годы жизни Амфитеатров выступал с воспоминаниями о театральных деятелях, этюдами о писателях и актерах (В.Комиссаржевской, А. Сумбатове-Южине, М.Писареве, И.Горбунове и др.). Лекция, которую он прочитал в Миланском филологическом обществе в мае 1929, легла в основу его книги "Литература в изгнании" (Белград, 1929). Характеризуя разные ветви эмигрантской литературы, Амфитеатров замечал картину не упадка, "а высокого подъема и прочного созидания". В произведениях И.Бунина, Б.Зайцева, И.Шмелева, А.Куприна. В.Набокова и др. писателей русского зарубежья он находил "красочного богатства несравненно больше, чем в предшествовавший нам литературный период от кончины Чехова до революции". Работал над книгой о Гоголе "Человек, смешащий людей", которая осталась неоконченной (этюды в газете "Возрождение". 1936; сборнике "Земля Колумба". Нью-Йорк, 1937, № 2). Значительная часть обширного творческого наследия Амфитеатрова осталась неопубликованной. Собрание его сочинений (далеко неполное), выходившее в России с 1910 г. оборвалось на 37-м томе.
А сейчас немного о романе "Жар-цвет".
Может я конечно несколько погорячился, приравняв Амфитеатрова к Лавкрафту… Всё таки довольно разные писатели. Но то, что Амфитеатров может вполне стоять в одном ряду с вышеупомянутыми классиками жанра, это точно. Пусть даже я всего одно его произведение прочитал.
Роман "Жар-цвет" написан в 1895 году. Технически написан безупречно. Всё-таки опыт и природный писательский талант у Амфитеатрова был, это без сомненья. Очень подробные красочные описания природы, окружающий действительности позволяют прямо таки ощутить "эффект присутствия". Как следует из биографии, он всегда пользовался реальными документами, фактами и пр. Так и в данном романе очень много исторических отсылок оккультного характера на эзотериков, магов и колдунов прошлого. Было или нет то или иное, описываемое в романе событие, судить не буду, равно, как и проверять.
Первая часть заканчивается как-то вяло. Я расчитывал на более детективный финал. Во второй части повествование ведётся от лица второго главного героя и раскрывается секрет названия.
В романе противопоставляются как бы две точки зрения – оккультная и материалистическая. Амфитеатров на протяжении всего повествования постоянно играет то с одной стороны, то с другой, предоставляя, таким образом, самому читателю выбрать какая из точек зрения ему, читателю, ближе.
В принципе, рассказывать больше смысла нет. Читать надо.
Ну и напоследок ещё кое-что... Роман разбудил уже давно спящую у меня в голове идею. А разбудил описанием древнего культа.
— Да! Я — жрица Великого Змея, Арве Мирде, ибо таково имя его в народе его, тайна которого коснулась вас на гвинейском берегу. Жрица Великого Змея и царства мертвых, которыми повелевает он, изгнанный от живых неназываемым Духом-Победителем. Я ношу знаки его на теле своем. Вы узнали в Шаби живой символ моего бога. Но есть другой символ его на земле — излюбленная им великая северная водная змея, могучая мать — Обь, родина вдохновенных шаманов, святая река, от которой мы, поклонники Змея, берем название своей веры, той веры, которую вы, русские, называете черною. Есть Змей — земной образ Змея, и есть Великий Змей, познаваемый духом. Есть образ Оби в Сибири и есть незримая Обь — эфирный океан смерти, разлитой между землею и звездами. Да! Я верую в великую Обь и в силы, ей покорные...
Обизм — культ мрачный, жестокий. Его божество — совокупность мертвецов, эфирный океан, Великая Обь. Его символ — Великий Змей, низверженный черный бог, Сатана, Дьявол, Царь мертвых. Жизнь человеческая для обиста значит не много, потому что обист, считая себя трехсоставным, — тело, дух и то, что в новейшем оккультизме называется астральным телом, какой-то звездный, что ли, близнец души, — верует в свое всеобщее, если не совсем физическое, то полуфизическое, бессмертие. Таким образом, убийство для обиста является лишь насильственным перемещением человека как бы с одной квартиры, осязаемой, в другую, неосязаемую, но полную жизни столько же, как и первая. Обисты думают, что мертвый ест, пьет, даже женится и рождает детей, охотится, как живой, и может пребывать в обществе живых, сколько ему угодно, являясь им по первому их властному и умелому зову. Мертвый может поселиться в доме, в теле домашнего животного, перейти из своего тела в тело живого человека и распоряжаться им, как своим собственным. Смерти нет, а следовательно, нет и преступления в причинении смерти. Поэтому убийство и самоубийство — самые обычные явления в среде обистов. В особенности — именно по средством отравления. Они обладают множеством ядов, тонких, верных, еще не изученных, а потому не знающих противоядия.
Как вам некрокульт матери-Оби? С человеческими жертвоприношениями и поисками девиц для сношения с Великим Змеем (читай Сатаной) ради возникновения лучшей (не-)человеческой расы? Это гораздо интереснее, нежили уродские "калинки-малинки", лапти, кокошники, "иваны-дураки" и прочая якобы народная чехуя (на 95% придуманная в XIX веке, ага!), которая уже всем набила оскомину и никому кроме "кукловодов" не нужна!! Сейчас же эпоха свободы и каждый может выбрать свою историю. Но мне эта ваша удобная лубочно-прикладная и карамельная "история" не нужна. Своё дерьмо вы уж как-нибудь сами кушайте, а нам его предлагать не надо, хватит! Это я вам, вам, "кукловодикам", "хозяевам жизни", "историкам", политиканам и прочим "властителям дум"...
А мысль моя такова – мы создадим новую оккультуру, новую настоящую историю, собирая по крупицам прах истины... Мы... те, кто ещё остался...
У нас не будет капищ, которые можно разрушить, не будет церквей, которые можно отнять, не будет книг, которые можно сжечь... У нас не будет ничего и вместе с тем у нас будет ВСЁ. Ибо истина внутри, а не снаружи, а внутрь к нам, вы уж как не старайтесь, забраться не сможете. Не допрыгните!
Понимайте как хотите.
Я сказал.