Кибернетика-антирелигия 1/3
Источник: журнал «Наука и жизнь», №2, 1964 год.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Большая роль в борьбе с религией принадлежит науке. Нельзя не признать, однако, что иногда атеистическая научно-популярная литература не достигает своих целей. В ней проскальзывают примитивные штампы, граничащие с догматизмом. Читатель часто теряет интерес к такой литературе. Она перестает быть для него источником новой информации.
В своих объяснениях мира религия всегда спекулировала на огромной сложности явлений жизни, мышления, психики. Для нашего времени характерен новый подход в научном изучении таких явлений, основанный на понятиях и методах кибернетики. Как это всегда бывает в науке, новые её пути отличаются своеобразием постановки проблем, способов и результатов решения. Кибернетика раскрывает новые возможности в идеологической борьбе за материалистическое мировоззрение.
Вопросы идеологической борьбы глубоко и подробно обсуждались в октябре 1962 года на сессии Общего собрания Академии наук СССР, где с докладом выступил академик Л. Ф. Ильичёв. «Наступать на идеологическом фронте, – отмечал академик Л. Ф. Ильичев, – это значит правильно выбирать средства и формы пропаганды». Использование кибернетики как средства идеологической борьбы должно сочетаться с широким анализом вопросов на основе диалектико-материалистической философской науки.
Особенность книги Ю. Автомонова и В. Казаковцева – её своеобразие от начала до конца. В доступных формах авторы вводят читателя в круг больших проблем кибернетики. Содержание материала пронизано уверенностью в том, что все явления, сколько бы сложными и непонятными они ни казались, могут быть познаны при правильном подходе с материалистических позиций. Новизна постановки вопросов обычно вызывает споры. Но они даже необходимы, чтобы вырабатывать правильные взгляды. Дискуссии заставляют человека мыслить самостоятельно. А в этом как раз и заключается, наверное, главная опасность для религии.
Академик А. И. БЕРГ.
ОТ РЕДАКЦИИ
В зарубежной литературе можно нередко встретить статьи и книги, авторы которых пытаются обратить на пользу религии данные современной науки, в том числе и кибернетики. В связи с этим особенно актуальной становится задача разоблачения несостоятельности таких попыток, задача привлечения в арсенал атеистической пропаганды данных, полученных на переднем крае развития науки.
Произведение, которое мы начинаем публиковать с этого номера журнала, существенно отличается от других книг, посвященных научно-атеистической тематике. Авторам – специалистам по кибернетике – удалось сделать предметом спора главным
образом не факты, а проблемы. Этот спор ведется с широким привлечением диалектико-материалистической философии, что особенно характерно для развития кибернетики.
Читая это произведение, вы, возможно, захотите возразить авторам по некоторым положениям. Оно действительно дискуссионно. Но мы уверены, что, прочитав его до конца, вы согласитесь с мнением академика А. И. Берга, высказанным в предисловии к книге: «Дискуссии заставляют человека мыслить самостоятельно. А в этом как раз и заключается, наверное, главная опасность для религии».
Отдельной книгой «Кибернетика – антирелигия?» выйдет в издательстве «Советская Россия».
К ЧИТАТЕЛЮ
Существует только один верный путь избежать ошибок: не делать ничего или по крайней мере не делать ничего нового.
А. СЕНТ-ДЬЕРДИ
Кибернетика и религия? С одной стороны – новейшая научная дисциплина, с другой стороны – «опиум народа», состав и способ употребления которого отработаны в течение тысячелетий.
Чем может помочь кибернетика в борьбе против религиозного мировоззрения? Такой вопрос был поставлен перед нами предложением написать книгу, с которой вы знакомитесь.
Имеется большой опыт антирелигиозной борьбы на основе использования результатов науки. С самых ранних этапов своего развития наука опровергала одно за другим утверждения религии. На научной основе вскрывались противоречия в религиозных «первоисточниках» и демонстрировалась их абсурдность. На сегодня в этом отношении сделано уже очень много. Но возможности кибернетики так же, как и её результаты, остаются пока ещё почти не использованными в таком плане. Это обстоятельство имеет естественное объяснение в относительно коротком периоде существования и бурных темпах развития новой науки. Понятно, что при этом всё внимание специалистов по кибернетике оказывается более чем занятым, а необходимость уделить часть его борьбе с религией не всегда осознается. В то же время специалисты-антирелигиозники ещё не успели, по-видимому, уяснить себе научные особенности и результаты кибернетики в достаточной степени, чтобы эффективно использовать их в своей работе.
Конечно, уже самим фактом своего развития и своими успехами кибернетика наносит удар по религиозному мировоззрению, даже если она и не используется непосредственно в антирелигиозной практике. Кто не знает сегодня благодаря литературе, посвященной развитию кибернетики, о разработке и применении новой поражающей человеческое воображение технике управления и автоматизации, о машинах, автоматически, без непосредственного участия человека, управляющих движением поездов, самолетов и кораблей. О машинах, которые обеспечивают изготовление станками изделий с точностью и совершенством, недоступными физическим возможностям человека. Оказалось, что машины, созданные людьми, могут делать переводы с одного языка на другой и расшифровывать таинственные тексты древних народов. Машины сыграли свои первые шахматные партии, поставили медицинские диагнозы и указали пути лечения болезней. Появились даже стихи и музыка, «сочинённые» машинами.
Известно, что «священная» книга христиан – Библия – утверждает ничтожность удела человека, указывая на то, в частности, что даже руки своей он не мог бы удлинить. Такое утверждение, правда, опровергнуто уже техникой библейских времён. Но современная наука и техника убеждают нас в том, что человек может «удлинить», то есть неограниченно расширить, возможности не только своих рук или ног, но даже своего мозга. Нет пределов возможностям человека, его смелым дерзаниям, и кибернетика убедительно подтверждает это всеми сторонами своего содержания, всем процессом своего развития.
Опровержение на основе фантов науки утверждений религии, конечно, важно само по себе. Но это только часть задачи. Надо учитывать, что и религия тоже имеет немалый опыт самообороны в борьбе с наукой. И в этом отношении для религии особенно благоприятны факты, способные поражать воображение человека. Подобные факты легче использовать для того, чтобы объяснять их наличием сверхъестественных сил и влияний божественного происхождения. В некоторых зарубежных странах с достаточно высоким уровнем развития науки религия безбедно продолжает своёсуществование.
Религия в целом – это сложное социальное явление. Возникновение религии обусловливается классовым делением общества на угнетённых и угнетающих. Классовое деление общества – это вскрытая марксистско-ленинской философской наукой основа существования религии.
Но наряду с основой у религии имеются ещё корни, глубоко уходящие в сознание человека. Они дали свои ростки ещё до начала классового периода развития общества. Факты свидетельствуют о том, что эти корни продолжают сохранять остатки своего влияния и на этапе перехода к бесклассовому обществу. Полная их ликвидация оказывается задачей достаточно трудной. И важная роль в её решении должна принадлежать науке.
Однако научная борьба против религиозного мировоззрения не должна, по-видимому, ограничиваться только демонстрацией и разъяснением результатов и достижений науки. Наука в своём развитии вырабатывает определённое отношение к действительному миру, коренным образом противоречащее тому, которое присуще религии. Это отношение обобщается и выражается в принципах теории познания материалистической философии. Каждый новый этап в развитии науки служит дальнейшему развитию и уточнению этих принципов. Их раскрытие и широкая пропаганда – эффективное средство борьбы с корнями религиозного мировоззрения в сознании людей и остаточными явлениями религии. Для того, чтобы противопоставление научного и религиозного воззрений на мир было эффективным, необходима соответствующая база. Такой базой являются понятия диалектико-материалистической философии. Именно этот принцип и положен в основу книги.
Обращаясь к противопоставлению научных религиозных воззрений, естественно основываться на новейших сдвигах в развитии науки, в процессе которых её антирелигиозные позиции обнаруживаются с особой отчётливостью. Кибернетика сегодня, бесспорно, является таким сдвигом. В книге предпринимается попытка обобщить представления о науке, вытекающие из особенностей кибернетики, и противопоставить их религиозным взглядам. Для нас решение такой задачи явилось не только целью, но и стимулом работы.
Указанный подход является новым в целом ряде отношений. Попытка реализовать его неизбежно требует целого ряда достаточно серьёзных обоснований. Насколько нам известно, некоторые из них не выдвигались ранее или по крайней мере не применялись для решения задач с аналогичным содержанием. С учётом этого нельзя, конечно, настаивать на том, что сделанные в книге выводы и заключения бесспорны. По многим из затронутых здесь вопросов высказана авторская точка зрения. Её можно принять, но можно с ней и не согласиться. Мы с благодарностью примем любые критические замечания, особенно такие, в которых возможное несогласие будет обусловлено не привычкой мыслить по-иному, а соответствующей аргументацией.
Мы считаем своим приятным долгом выразить глубокую благодарность главе советской школы кибернетиков академику А. И. Бергу, который, несмотря на огромную занятость, смог уделить внимание и нашей книге, оказав ей высокую честь своим предисловием.
Большую помощь при работе над книгой нам оказали критические замечания д. ф. н. Д. П. Горского, д. ф. н. Э. Я. Кольмана, к. ф. н. Б. Т. Григорьяна, к. ф. н. Б. В. Бирюкова, к. ф. н. В. С. Тюхтина, к ф. н. В. С. Швыреоа, к. т. н. М. Г. Гаазе-Рапопорта, к. т. н. А. И. Клименко и редактора книги В. А. Голубковой.
ГЛАВА I. В ОБЪЯТИЯХ НЕОБЪЯТНОГО
Эта «естественная» и неустранимая потребность разума «объять необъятное», или идеал, который никогда и нигде в знании не может быть реализован, – диалектическая иллюзия, манящая к себе разум и всегда от него ускользающая.
Э. В. ИЛЬЕНКОВ «Проблема идеала в философии».
...Приходилось ли вам, дорогой читатель, верующий вы или атеист, проводить одному ночь в лесу? Случалось ли вам ранним утром, когда солнце ещё не встало, купаться в озере? Или пусть даже при свете яркого солнца входить в море, когда кругом, кроме вас, ни души? Право же, нужно обладать достаточно крепкими нервами, чтобы не думать о каких-нибудь опасностях. Нужно очень хорошо владеть собой, чтобы совсем не ощутить страха при шорохах или неизвестных звуках. И это даже тогда, когда точно знаешь, что тебе ничто не угрожает.
Но стоит появиться еще одному человеку, на которого ты можешь положиться в минуту опасности или с которым ты можешь поделиться сомнениями, как значительная доля ощущений страха исчезает. Не обязательно даже, чтобы этот второй человек держал вас за руку. Вы его можете даже не видеть. Важно только, чтобы вы совершенно точно знали, что он неподалеку.
...Человек только-только встал на ноги. Он еще плохо управляется с примитивными орудиями труда – палкой и камнем. Но он уже начинает думать. Ему часто приходится оставаться один на один с первобытным лесом, полным настоящих, а не выдуманных опасностей. По ночам его окружает мрак, разогнать который не может его костёр. Сомнения подстерегают его на каждом шагу. Иногда ему кажется, что он не может найти выхода из трудного положения. Это подстегивает его мысль. Он всё лучше организовывает свою жизнь, всё более умело пользуется орудиями труда и охоты. Ему необходимо организовать и окружающий его мир, определить своё настоящее место в этом мире. Инстинктивно он стремится к свету и «рождает»... бога.
Еще на самой ранней заре своего развития человек разместил в окружающей его природе – лесах, горах, реках, морях – самых различных богов. В основном это были добрые существа, на которых можно было переложить значительную часть ответственности за свою судьбу и, уменьшив свой страх, полнее отдаться необходимой и трудной работе. Но добрые боги не всегда оправдывали своё назначение. С человеком случались и неприятности. Поэтому появились и злые боги, которым надо приносить жертвы.
Мир, в котором живёт человек, необъятен. Он необъятен не только по размерам. Нет ни одной из возможных качественных или количественных характеристик мира, которая не отвечала бы признаку необъятности. Чем больше осознается эта особенность мира, тем больше возникает вопросов, тем они сложнее и труднее для ответов. Необъятности мира соответствует необъятность вопросов, возникающих у человека.
Лёгкая жизнь была у человеческих богов, когда от них требовалось только объяснить успех или неуспех действий человека. Для этого достаточно было проявить свою добрую или злую волю. Но с развитием человека возрастала и нагрузка богов. Им самим уже трудно было выявлять все вопросы человека и отвечать на них. Поэтому среди людей появились слуги богов. Надо признать сегодня, что слуги богов неплохо справлялись со своими обязанностями. В первую очередь они сумели весьма эффективно разрешить основную проблему, связанную с вопросами. Как и любое эффективное решение, оно было простым. Собственно говоря, слуги богов последовательно выполняли только первоначальную функцию своих хозяев – освобождать человека от возникающих вопросов, а не отвечать на них. Зачем человеку знать или трудиться над тем, чтобы узнавать, когда есть боги, которые знают всё и обо всём? Действенность такого подхода определяется мерой почтения человека к богу. Именно на это обстоятельство и было обращено главное внимание его служителей. Так родилась религия. Корни её уходят в далёкое первобытное прошлое человека. Последствия сказываются на его настоящем.
«Нельзя объять необъятное» – напоминают нам сочинители афоризмов Козьмы Пруткова. Человек не верит этому и не может верить. Стихийный порыв к богу – первая его попытка опровергнуть необъятность необъятного.
Человек обратился за помощью к богу на трудном этапе своей истории. Вера человека в своё счастье, вера в свои силы вылилась в религиозную иллюзию счастья, в иллюзию всесилия бога. Нельзя наверное отрицать того, что в своё время вера в богов помогла человеку встать на ноги. Но нельзя отрицать и того, что, как только человек обрел самую минимальную возможность действительно противопоставить свои собственные силы силам окружающей природы, родившаяся вместе с богом религия стала препятствием его развитию. Человек обратился к вере в бога в период своей слабости. Слабость человека – это то, без чего не может существовать почитание бога.
К. Маркс писал: «Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества. Религия – это вздох угнетённой твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа.
Упразднение религии как иллюзорного счастья народа, есть требование его действительного счастья. Требование отказа от иллюзий о своём положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях. Критика религии есть, следовательно, в зародыше критика той юдоли плача, священным ореолом которой является религия».
Требование отказа от иллюзий любого рода рождается в науке. И именно на почве отношения к иллюзиям наука становится злейшим врагом религии, которая, впрочем, платит ей полнейшей взаимностью. Решая свою главную задачу – познание мира, наука бьёт религию по её главным пунктам. Она, во-первых, выдвигает и утверждает сами вопросы, опровергая одновременно религиозные варианты ответов на них. Во-вторых, своими ответами на вопросы наука вооружает человека средствами достижения действительного счастья. Однако необъятность мира позволяет религии и по настоящее время сохранять некоторые из своих позиций, влиять на развитие человечества.
Мы согласны с тем, что мир необъятен по своей природе. Но такое согласие не равнозначно признанию бессилия перед миром. Оно, во всяком случае, не может быть сведено к религиозному отрицанию необъятности признанием всеобъемлющего бога.
На каждой ступени своего развития наука позволяет охватить содержанием понятий некоторую ограниченную область мира. Эти границы непрерывно расширяются, но они всегда остаются. Самое главное заключается в том, чтобы не признать их окончательными. Потому что действительной необъятности мира можно противопоставить только неограниченность возможности его познания, но не сами знания.
Именно в динамике процесса познания позиции науки приходят в наиболее острое противоречие с позициями религии.
ГЛАВА II. МИР НАШЕГО «Я»
БХРИГУ СКАЗАЛ:
24. Бесконечно это пространство, населенное совершенными и богами. Полно разными отрадными обителями, их конца не достигнуть.
25. Выше и ниже их пути не видно ни луны, ни солнца. Там светозарные боги, огнецветные солнцами блистают.
26. Но и те рубежи неба, распростертого мощно, не видят. Трудно его достичь: оно бесконечно безгранично...
«МАХАБХАРАТА», V. «Мокша Дхарма».
1. Что значит быть?
Материя повсюду, – где же может находиться бог? Увы, напрасно мы бы старались это узнать. Недоступный ни осязанию, ни обонянию, ни глазу, ни слуху, бог ускользает от наших чувств и скрывает, что он такое. Бог либо не существует, либо его бытие – плод, запрещенный для нашего познания.
П. МАРЕШ АЛЬ, «Французский Лукреций»
Мы обычно мало задумываемся над вопросом, поставленным в заголовке. Всёкажется и так простым и ясным: есть – значит есть, нет – значит нет. Но так ли это?
Небезызвестный английский философ Джордж Беркли, трудившийся около двух веков тому назад, довёл проблему бытия до таких заключений, которые нетрудно принять за чистейший абсурд. Если я ощущаю предмет, значит, он существует; если не ощущаю, значит, его нет. Примерно в такой формуле можно выразить суть его утверждений. Это классическая точка зрения субъективного идеализма. Может показаться, что с ней довольно легко расправиться с помощью вопроса: а куда деваются те вещи и предметы, которые мы в данный момент, сейчас не ощущаем? Некуда им деваться. Как они существовали, так и продолжают существовать.
Епископ Д. Беркли, однако, был не таким уж простаком. Он, вообще-то говоря, и не отрицал существования, бытия тех предметов, которые не ощущаются в данный момент людьми. В его представлении тоже всё получалось довольно просто. Если только, учил этот философ, предмет не ощущается человеком, то он всё же существует потому, что его ощущает безграничный, всесильный и уж, конечно, всеощущающий бог. Как видно, применив понятие такого бога, можно с позиций Беркли считать существующим всё что угодно, в том числе главным образом и самого бога.
Слово «религия» происходит от латинского «religio» и означает «почитание богов». Ни одна религия немыслима без существования самого бога или богов. Однако вопрос о существовании бога для религии не столь уж обязателен, пожалуй, даже вообще не нужен. Лучше всего, когда верующие просто верят в бога, не задумываясь над тем, существует он или нет. Дело в том, что ведь ни в одной религии нет никаких доказательств действительного существования бога.
Человек бывает глубоко религиозным, как говорят, верующим, не потому, что ему известны бесспорные доказательства существования бога. Он верует в бога. Но сам вопрос о его существовании просто не приходит ему в голову. Вся система религиозного воспитания направлена не на то, чтобы доказать человеку существование бога, но на то, чтобы в корне исключить даже появление вопросов на эту тему. Верующий, если только он задумается над существованием бога, уже обречён на неверие. Именно поэтому все силы религии в отношении к народу всегда обращались не на доказательство бытия бога, а на искоренение сомнений в этом.
Основные религиозные свидетельства в пользу существования бога – это различные «священные» писания. Все они сейчас уже подвергнуты самому тщательному критическому изучению. Авторы массы книжек убедительно показали, что религиозная литература – это набор сплошных противоречий.
«Всё это очень хорошо и правильно, – подумает верующий, а может быть, даже и тот, кто не считает себя верующим, – но всё-таки...» Что же это такое – «всё-таки», которое всегда остается, когда речь заходит о существовании бога?
«Всё-таки» – это всем хорошо известная и непререкаемая на протяжении многих веков огромная власть религии над человечеством. Религии, основанной на понятии о том самом боге, доказательств существования которого, как мы совершенно убежденно утверждаем, никаких нет. Это сегодняшний Ватикан. Наконец, это малиновый звон колоколов над Новодевичьим монастырём ясным утром в 1963 году. Это воплощённые в храмы религии творения великих зодчих, это бессмертные произведения музыки и живописи прошлых веков. Многое можно ещё перечислить, что всегда сопутствует вопросу о существовании бога.
Нельзя, конечно, считать, что вопрос о существовании бога в религии не ставится и не рассматривается. Религия не может не уделять соответствующее внимание такому вопросу. Вполне понятная его трудность обусловила даже существование целой профессии внутри религии. Это богословие, или теология. Такая профессия походит на науку не только своим названием, но и формой организации. В её распоряжение религия предоставляет учебные заведения вплоть до особых университетов и даже академий. В ней есть свои кандидаты и даже доктора, как и в настоящей науке. Но основная задача теологии – это борьба с наукой. Спекулируя на сложности проблем науки, теологи стремятся извратить содержание научных данных в пользу религии.
И всё же религия бессильна дать доказательный ответ на вопрос о том, существует ли в действительности бог. Этот вопрос смертелен для религии. Но религия в трудную для неё минуту предпочла бы, наверное, требовать доказательства несуществования бога, нежели самой доказывать обратное, если уж не избежать самого вопроса.
Почему? Одна из причин предельно проста. Ведь если уделять слишком много внимания доказательству несуществования бога, то очень легко может возникнуть вопрос: «А нужны ли такие доказательства, если бога в действительности нет? Стоит ли в таком случае тратить так много усилий для его отрицания?»
Вторая причина сложнее. Дело в том, что к самим доказательствам несуществования бога надо подходить с некоторой осторожностью. Согласимся с тем, что такое утверждение кажется на первый взгляд несколько странным, но не будем заранее предугадывать его значения. Ведь недаром же философские прислужники религии вроде Беркли всегда старались, и не без некоторого успеха, запутать сам вопрос о существовании. А решение такого вопроса связано с немалыми трудностями.
Такие трудности заключены отчасти в самой постановке вопроса о бытии. Можно ли, например, принимать этот вопрос так, как он не без умысла поставлен в нашем заголовке? Здесь трудно заподозрить что-либо неправильное. Но если попытаться решить этот вопрос именно в этом плане, то почти наверняка можно оказаться в таких дебрях что единственным способом выбраться из них будет обращение к тому же самому богу.
Нельзя здесь видеть свою цель в том, чтобы дать исчерпывающий ответ на вопрос о бытии вообще, существовании самом по себе или реальности как таковой. Определенных ответов на такие вопросы сегодня попросту не имеется. Более того, они, по-видимому, вообще невозможны.
Общего ответа на общий вопрос о бытии может не быть по той простой причине, что фактически мы никогда и нигде в своей практике с таким именно вопросом не встречаемся. Но мы часто и везде, буквально на каждом шагу, встречаемся с вопросами о существовании или реальности чего-то определённого. И именно через решение таких вопросов вносится определённость в наше собственное существование.
Таким образом, ответ на вопрос о том, что такое бытие, сводится к вопросу о том, как нужно правильно подходить к вопросам о существовании. А это уже совсем иное дело. Именно такая постановка вопроса будет правильной.
И если, как это было отмечено выше, в пределах религиозных форм человеческого опыта не имеется доказательств существования бога, то там присутствует определённое отношение к этому вопросу. Бытие бога в религии принимается на веру через соответствующее толкование различного рода свидетельств. Это и есть одно из имеющихся решений вопроса о существовании.
Проблема существования важна и для утверждений науки, поскольку, познавая мир, наука раскрывает особенности его бытия. Важность этой проблемы заострилась, когда наука приступила к познанию таких областей мира, которые недоступны непосредственному контакту с органами ощущений.
Существует ли, например, атом или электрон? Эти вопросы возникли в теоретической физике в начале нашего века. Некоторые из физиков не склонны были признавать существование атома и электрона. Знаменитый Рентген, в частности, утверждал, что электрон – это «недоказанная гипотеза, применяемая часто без достаточных оснований и без нужды». Такое мнение основывалось на том, что в старой классической физике, выдающимся представителем которой был Рентген, сформировалась картина мира без использования понятия об электроне, и в такой картине, разумеется, места для электрона не было.
Противоречия в науке по вопросам о существовании таких объектов, как электрон, которые невозможно увидеть глазами и ощутить с помощью рук, были немедленно использованы реакционными направлениями в философии.
Среди таких направлений особенно заметно проявил себя махизм (по имени австрийского ученого Э. Маха, который прославил своё имя трудами в физике и опорочил его же усилиями в философии). Э. Мах-философ и его последователи утверждали примерно следующее. Говорить о существовании или несуществовании таких объектов науки, как электрон, учили они, не имеет никакого смысла. Вопрос этот не является принципиальным по той причине, что фактически с полной уверенностью можно считать существующими лишь сами ощущения человека. Поскольку всё сводится только к ощущениям, то и познание мира представляет собою не что иное, как только упорядочение или координацию человеческих ощущений в зависимости от данных опыта. По этой причине не имеет смысла обсуждать вопрос о том, например, существует ли атом или электрон. Просто-напросто мы берём некоторый комплекс наших ощущений и называем их электроном или ещё как-нибудь. Такой подход содержит в себе элементы подкупающей привлекательности. Действительно, зачем мучить себя весьма сложными вопросами о существовании тех или иных объектов? Куда как проще заниматься только приведением в порядок своих ощущений.
Допустим теперь, для примера, что речь идет о некоем предмете, который в действительности не существует, но раскрывать это обстоятельство по тем или иным соображениям нежелательно. Совершенно очевидно, что для такой ситуации общее отрицание важности вопроса о существовании предмета, да ещё к тому же возведённое до уровня философских заключений, признанных наукой, представляет собою сущий клад.
Махизм – это такое обобщение научных данных, которое объективно ведёт к истолкованию науки в духе религии. Именно религия никогда не занималась ничем другим, как только координацией, или упорядочением, ощущений человека, подчас весьма сложных, привлекая для этой цели бога. Именно для религии очень важно, чтобы не ставился принципиально вопрос о существовании предмета знания, чтобы человек полагался только на свои ощущения. В этом случае остается простейшая задача – «помочь» человеку так организовать свои ощущения мира, чтобы он уверовал в то, что угодно религии.
Субъективно-идеалистические позиции махизма были разгромлены В. И. Лениным в его гениальном труде «Материализм и эмпириокритицизм», где было показано их полное родство с философскими позициями епископа Беркли. В этом же труде было дано материалистическое решение философской проблемы существования. Наша цель – выйти к этому решению.
2. Иллюзия свидетельства
Мы охотнее сознаем свои ошибки в поведении, нежели в мышлении.
В. ГЁТЕ
Рабочий делает деталь. Он закрепляет заготовку и включает свой станок. Предстоит выполнение процесса обычного и хорошо знакомого. Но давайте зададимся простым вопросом: существует ли деталь, которая должна быть изготовлена?
– Пока нет, – не задумываясь, ответите вы.
Впрочем, позвольте, деталь-то, собственно говоря, существует, только не совсем. Ведь на столике у рабочего лежит чертёж детали, и он, ещё не включив своего станка, уже прекрасно знает, что он должен сделать. Достаточно ему взглянуть на лист, покрытый линиями и знаками, как он уже совершенно ясно видит будущий продукт своего труда. Выполнив работу, он сам или контрольный мастер возьмут инструмент и тщательно проверят правильность и качество изготовления детали. Её могут направить в лаборатории для более тщательной проверки. И во всех этих операциях главную роль будет играть тот же самый чертеж.
Деталь уже изготовлена. Вопрос, который мы почему-то решили задать, можно считать исчерпанным – деталь сейчас уже бесспорно существует. Ну, а всё-таки, существовала ли она ранее?
Затронутая в примере ситуация может показаться элементарной, а вопросы, которые с ней связываются, – стремлением затянуть ни в чём не повинного читателя в какую-то схоластику. Ведь сама-то задача кажется уж очень простой. Фактически до того, как деталь была изготовлена, существовала не она сама, а только её чертеж, по которому и выполнил свою работу рабочий. Но это только внешне кажущаяся простота.
Поставленный вопрос можно развить и далее. От станка рабочего мы можем перейти к чертёжному столу конструктора с наколотым чистым листом бумаги. Вот сейчас как будто бы уже никакой детали не существует, нет даже ещё её чертежа. Но так ли это?
Здесь снова, как и ранее, сам собою напрашивается простой ответ: сама деталь еще не существует, но существует мысль конструктора о детали, которую он должен спроектировать. Вторая часть ответа, безусловно, правильна. Но ведь мы и сами очень хорошо знаем, что мысль действительно существует, и даже не задаемся таким вопросом. Нас интересует совсем другой вопрос: существует ли деталь?
Можно ли вообще без всяких ссылок на чертежи и мысли утверждать, что деталь вообще никак не существует до тех пор, пока конструктор ещё не вычертил её чертёж, а рабочий не изготовил её на своём станке? Понять этот вопрос трудно во всех случаях, когда в качестве примеров берутся предметы, доступные непосредственному ощущению.
Что же это такое – непосредственное ощущение?
Если голодное животное, например, собака, увидит пищу и почувствует её запах, то унего начнется слюноотделение из полости рта. Ясно, что в данном случае закономерной причиной процесса слюноотделения является непосредственное ощущение собакой пищи.
Но оказывается, что тот же самый процесс может быть вызван у собаки ощущениями, мало похожими, например, на запах хорошей мозговой косточки. Сейчас уже всем, по-видимому, известны открытия великого русского физиолога И. П. Павлова, изучавшего условные рефлексы у животных. И. П. Павлов доказал, что явление слюноотделения может быть вызвано у животного любыми раздражителями, воздействующими на органы чувств, – световыми, звуковыми, механическими и другими. Для того чтобы такой раздражитель уверенно действовал, необходимо только систематически подкреплять его кормлением животного.
Можно также несколько видоизменить такие опыты. Собаке вводится в кровь лекарственное вещество – адреналин, обусловливающее повышение кровяного давления и учащение сердцебиения. Одновременно включается в ход метроном, удары которого собака слышит. Такой опыт повторяется несколько раз. Затем ограничиваются только одним метрономом. Однако эффект сохраняется, приборы регистрируют повышение кровяного давления и учащение работы сердца.
В первых опытах всё ясно и понятно. В крови собаки имеется адреналин, он вызывает соответствующие явления в кровообращении. Во втором варианте опыта никакого адреналина в крови собаки не существует, но установить этот факт невозможно, по крайней мере по реакции животного. Этим, правда, нельзя злоупотреблять. Если несколько раз подряд стук метронома не будет подкреплён инъекциями адреналина, организм собаки останется равнодушным к самым настойчивым его сигналам.
Возможно ли что-нибудь подобное у человека? Возможно, и даже не такое.
Рассказывают, что однажды в давние времена был произведён такой опыт. Группа людей была осуждена на смерть. Исполнителем приговора должен был послужить яд. В назначенный день осужденные один за другим выпивали чаши с сильным ядом и тут же умирали на глазах у других. Но вот одному из них дали чашу, в которой была самая простая вода. Но человек не знал этого и умер точно так же, как умирали его предшественники. Он ни на мгновение не усомнился в существовании яда в поданной ему чаше, и реакция организма убедительно подтвердила это предположение. Было бы, наверное, очень трудно на «том свете» доказать казнённому таким способом, что в чаше, которую ему дали, никакого яда в действительности не существовало.
Отмечая особенности реакции живого организма на воздействие внешней среды, И. П. Павлов ввёл понятия о двух сигнальных системах. Понятием первой сигнальной системы характеризуется реакция живого организма на непосредственное воздействие внешнего мира. Так мы реагируем на тепло и холод, яркий и слабый свет, громкий и тихий звук. Реакции первой сигнальной системы животного и человека мало чем различаются в принципе. Может быть, только тем, что у большинства животных эта форма реакции развита значительно лучше, чем у человека, и играет более значительную роль в их жизнедеятельности. Животные могут различать более тонкие оттенки звука, запаха, света. В то же время у животных имеются лишь предпосылки второй сигнальной системы, в основе которой как раз и лежит открытое И. П. Павловым явление условного рефлекса. У человека же вторая сигнальная система не только развилась до высокого уровня совершенства, но играет преобладающую роль в его жизни, представляя, пожалуй, одно из главных его отличий в мире всего живого.
Условный рефлекс слюноотделения у собаки на сигнал звонка представляет собою пример проявления второй сигнальной системы на зачаточном уровне. Подобным же образом собака может реагировать и на другие сигналы. Она бежит на зов хозяина, который называет собаку по ее кличке. Дрессированная собака может выполнять некоторые команды, подаваемые в виде слов или какими-нибудь другими способами.
Возможное разнообразие значении слов в нашем языке, так же как и их роль, огромно.
Мы можем наблюдать какой-нибудь предмет или принимать участие в событии. Но тот или иной предмет может отсутствовать перед нами в данный момент, а событие может быть уже минувшим или же еще только предполагаться в будущем. Нам же, в сущности, может быть совершенно всё равно, основывается ли наше знание о них на непосредственном наблюдении предмета или участии в событии или же только на рассказах о них, услышанных нами или прочитанных.
В своей личной жизни человек не очень многое может посмотреть своими глазами, потрогать руками, услышать или пережить лично. Естественным образом ограничен также круг событий, в которых мы могли бы принять личное непосредственное участие. И если бы только кругозор человека определялся непосредственными возможностями его органов ощущения, то каждый из нас представлял бы собой довольно жалкое существо.
Использование второй сигнальной системы неограниченно расширяет наши возможности в этом отношении. Искусный рассказ о событиях или предметах может оставить у нас след даже более яркий, чем если бы мы сами были участниками этих событий или наблюдателями предметов. Такова сила слова.
Но разве только слова? Словами могут быть описаны предметы и события. Но впечатления могут передаваться не менее ярко, например, линиями рисунка или красками живописи. Звуки музыки могут вызвать у нас чувства радости или печали. Картина, написанная художником, или музыкальное произведение – это тоже проявления особых наряду с речевой средств второй сигнальной системы.
Совершенно аналогичную роль выполняют также и специальные линии и знаки технических чертежей и схем. И не только они. Положения стрелок измерительных приборов и показания различных индикаторных устройств технической системы особым образом говорят инженеру о её работе. В данном случае они также выполняют функции второй сигнальной системы.
В том же самом значении могут выступать и различные природные явления, которые мы наблюдаем тем или иным образом. Так, блеск молнии и грохот грома говорят нам сегодня о разряде в электрическом поле атмосферы. Импульс тока, зафиксированный счётчиком или всплеском на экране осциллографа, может сказать физику не только о том, что через ионизационную камеру прошла частица космического излучения, но сообщить о величине её энергии. По шумам работы сердца и дыхания человека врач ставит диагноз заболевания.
Наши рассуждения были начаты с примера, в котором был поставлен несколько неясный вопрос о существовании детали. Отвечать на такие вопросы легко и просто, когда мы держим предмет в своих руках, чувствуем его вес, видим контуры, то есть в тех случаях, когда никакого вопроса не существует, точнее, не возникает. А подобные вопросы не возникают у нас в тех случаях, когда мы не только ощущаем предмет непосредственно, но еще к тому же хорошо знаем и представляем себе, что это за предмет. Но если такое условие выполняется, то для нас совсем не обязательно и непосредственное ощущение. Так и с той же самой деталью. Допустим, что она не только изготовлена, но уже использована в сборке какого-нибудь действующего технического механизма. Тогда механик, хорошо знающий этот механизм и особенности его работы, руководствуясь одним только слухом, то есть воспринимая, по существу, только звуки, сможет совершенно уверенно ответить на вопрос, существует данная деталь в механизме или она уже не существует, то есть разрушилась.
Надо подчеркнуть, что ощущение определенной детали по звукам работы механизма не является непосредственным. В данном случае слух позволяет ощутить непосредственно только работу механизма в целом, а это не является ощущением детали. Для того, чтобы по звуку работы механизма делать заключения относительно состояния его деталей, необходимо хорошо представлять, из чего он состоит и как должен действовать. Именно таким знанием как раз и опосредствуется в данном случае ощущение детали. Знание, однако, всегда присутствует в качестве необходимого условия уверенного ощущения некоторого предмета. Так, человек, которому неизвестно назначение детали, вряд ли сможет утверждать, что она существует даже в том случае, если он будет ощупывать и осматривать её со всех сторон. Для него это будет просто кусок металла причудливой формы, а не определённая деталь.
Для того, чтобы отрицать или утверждать существование определённых предметов действительности, мы обязательно должны тем или иным способом ощущать их. Но таких способов ощущения может быть очень много, и в подавляющем большинстве случаев все они имеют весьма сложный характер. Нам кажется, что в обычных случаях мы нередко ошибаемся в такого рода вопросах. И чем более уверены мы в своей правоте, тем более вероятна ошибка.
Вера в существование бога – пример этого. Фактически в нашей жизни мир предстаёт перед нами как некоторый огромный и непредставимо сложный комплекс явлений. Наши более чем скромные возможности непосредственного ощущения мира позволяют услышать только отзвуки происходящих в нём процессов. В то же время сложнейшая взаимосвязь этих процессов, так же как и тех «деталей», из которых состоит мир, выступает перед нами загадкой. Бог – это, по сути дела, деталь мира, предположенная человеком, который уверовал в её существование. В доступных ему «шумах» мира религиозный человек видит свидетельства существования бога. Иногда тот же самый бог предстает в сознании человека не как деталь мира, но как механик, создавший этот мир и следящий за его работой.
Мы коснулись здесь вкратце некоторых особенностей ощущений, с которыми может встретиться человек в своей практике. Ощущения выступают пли воспринимаются обычно как свидетельства существования. При этом необходимо, однако, учитывать, что в подавляющем большинстве случаев наши ощущения имеют характер только условных свидетельств в пользу существования тех или иных предметов или фактов. Пример с животным, для которого звук или свет служат сигналом для начала функционирования пищеварительного аппарата, демонстрирует особенность условных свидетельств ощущений, но не раскрывает, конечно, всей сложности и разнообразия аналогичных явлений у человека.
Ощущения человека всегда предполагают необходимость определенного их толкования. Они получают тот или иной смысл в зависимости от знаний человека, относящихся к тому предмету, который фактически или же только по предположению является источником ощущений. Знания – это главное звено, опосредствующее собою ощущения человека. Человек может критически относиться к своим ощущениям, специально задумываясь над тем, правильно ли он понимает их действительное значение. Но разумеется, что это бывает далеко не всегда.
Многим из нас приходилось бывать на кладбище или хотя бы проходить мимо него ночью близко к полуночи. И надо признаться, что в большинстве случаев такая прогулка не вызывает приятных впечатлений, независимо от того, каких мнений придерживаемся мы относительно возможности «загробной жизни». Хорошо известны печальные случаи с некоторыми людьми, оказавшимися в подобных условиях. Трагический исход как следствие сильного испуга – такой финал не является чем-то из ряда вон выходящим при данных обстоятельствах. Каковы же причины? В подавляющем большинстве случаев они оказываются на поверку сущими пустяками: зацепилась одежда за ограду или что-нибудь в таком роде. Здесь на человека действуют, конечно, очень многие факторы обстановки, вплоть до слышанных когда-то сказок о мертвецах, покидающих по ночам свои могилы. Всё это как раз и обусловливает такую координацию ощущений в целом, результатом которой оказывается тяжелое нервное потрясение.
Можно, разумеется, отрицать принципиальную важность вопроса о том, существует или нет в действительности мертвец-вампир, способный схватить человека, чтобы напиться его крови. Последовательный махист-философ мог бы сказать, что причиной испуга, жертвой которого оказался человек на кладбище, явилась неправильная координация его ощущений. Иногда действительно удается со временем установить, правильно или неправильно были упорядочены ощущения человека, на основе которых он ориентировался в некоторой обстановке. Но чаще всего это оказывается запоздалым.
Человек, отдающий себя целиком во власть своих ощущений, скоординированных тем или иным образом, серьезно рискует оказаться жертвой собственных иллюзий. При таком подходе к жизни существенным оказывается не то, правильно или неправильно скоординированы или упорядочены ощущения человека. Важно то, что мир сводится к одним только ощущениям, но в этом случае они выступают только как иллюзия свидетельства о мире.