Гуманизация инженера
Источник: журнал «Техника – молодёжи», №8, 1987 год.
Размышляет видный специалист в области трения, автор и соавтор многих крупных изобретений, а также открытия так называемого эффекта АНТ (аномально низкого трения), доктор технических наук Аскольд Александрович СИЛИН.
«ПОЗВОНОЧНИКИ» И ЗНАКИ ВРЕМЕНИ
В острейших дискуссиях и спорах о подготовке научно-технических кадров, оплаты их труда все сходятся в одном: профессия инженера явно потеряла свою былую престижность. И не только в социальном и материальном плане, но даже и в узкопроизводственном смысле. В самом деле, понятие «инженер» давно стало у нас расхожим, не связанным ни с какой-либо особой ответственностью, ни с профессиональным статусом. Обозначает она обычно всего лишь низшую ступеньку служебной лестницы: инженер по снабжению, инженер по быту или сбыту, и несть им числа...
Беседую с молодым специалистом, окончившим совсем недавно один из всё ещё престижных столичных ВТУЗов. Выясняется поразительная вещь: никто из начальства не знает, зачем он нужен. «Бумаги» сочинять не умеет, «ходов» по службам не знает, достать для работы ничего не может... Единственное спасение: затыкание дыр в бесконечных посылках в совхоз, на овощную базу, на стройку, в дружину, а также работа на подхвате – кем придётся. Отсюда твёрдое желание побыстрее отбыть свои три года и податься туда, где денежнее или престижней, например, в торговлю, а то и предел мечтаний – за границу.
Второй пример. Такой же молодой специалист, но при папе, который «может всё». Этот скромен, но ведёт себя с подчёркнутым достоинством и... болтается неизвестно где. При этом исправно продвигается по службе. Нет сомнений, что через какой-нибудь пяток лет он с помощью того же «отцовского лифта» всплывёт где-либо на солидной должности, не зная, по существу, ничего.
Общее в обоих, к сожалению, довольно типичных примерах то, что к молодому инженеру уже с самого начала карьеры не предъявляют никаких профессиональных требований, что тормозит, а то и напрочь исключает дальнейший рост. Это ещё далеко не весь драматизм ситуации. Ошеломляющие темпы научно-технической революции постоянно ужесточают и изощряют требования к инженерам. Иного и ждать нельзя, ведь они – ключевые фигуры времени НТР. Они призваны действовать на главном направлении – схватывая буквально на лету (только так!) идеи новейших технологий, без которых эффективное производство сегодня просто немыслимо.
Ещё недавно, в начале нашего века, инженерного образования, так же как, скажем, и медицинского, с лихвой хватало на всю оставшуюся до пенсии жизнь. Сейчас благодаря необычайно быстрым темпам обновления производства карьера технического специалиста – своего рода барьерный бег, где каждый новый барьер не возьмёшь без дополнительной, причём весьма серьёзной подготовки, а точнее – переподготовки. Ведь жизнь сегодняшней технической новинки – всего 4-6 лет, после чего она, как правило, неумолимо устаревает морально и заменяется более современной, то есть более экономичной и эффективной. За примерами дело не станет даже у далёкого от инженерии – каждый из нас прекрасно знает, скажем, с какой быстротой изменяются телевизоры, магнитофоны, мини-компьютеры... А за этими стремительно нарастающими усовершенствованиями – не только очередной технологический скачок с его поразительными открытиями и изобретениями, но и новые методы организации труда.
Все это требует от инженера наших дней невиданного ранее профессионального качества: оперативной адаптации к быстро меняющимся условиям современной техники и производства. В Японии, как известно, весь парк станочного оборудования обновляют всего за 5-6 лет. Замена вызвана отнюдь не износом станков, а их несоответствием новым технологиям и методам организации труда.
При столь бурном динамизме, типичном для современного производства, традиционная система разовой подготовки инженеров, да ещё в отрыве от наиболее передового производства и науки, уже не отвечает современным требованиям. Свой дипломный и даже курсовые проекты будущему инженеру надо делать не понарошке, а с вполне конкретной привязкой к рабочему месту, на которое он вскоре придёт. Причём настолько серьёзно, чтобы, по крайней мере, лучшие из таких проектов тут же шли в дело.
Вспоминаю, как благодаря специально принятым мерам одного способного студента мы взяли «на прицел» уже на третьем курсе МВТУ имени Баумана. Уникальная установка, которую он разработал, будучи дипломником-стажёром нашей лаборатории, легла потом в основу его незаурядной кандидатской диссертации, которая была сделана всего за полтора года и успешно защищена.
Польза от такого порядка вещей двойная: ВТУЗы готовят полноценных специалистов, если можно так сказать, опережающего профиля, а научно-промышленные комплексы получают возможность использовать это квалифицированное молодое пополнение сразу, без традиционной раскачки и стажировки.
НОВОЕ СОДЕРЖАНИЕ
Давно не секрет, что проблема воспитания инженеров уходит своими корнями в фундаментальные взаимоотношения человека с окружающим миром. Ведь именно инженер первый несёт ответственность за преобразование природы в интересах человека и по его разумению. Однако об этом часто забывают, хотя ответственность с каждым новым шагом в техническом могуществе нарастает.
Однажды, ожидая поезда на столичном вокзале (дело было в первом часу ночи), я вместе с другими мирно дремавшими пассажирами был буквально потрясён душераздирающим воем, напоминавшим сирену пожарной тревоги. Источником его оказался гигантский пылесос, который невозмутимо катила перед собой уборщица. Горе-специалисты, создавшие этого монстра, не подумали о том, что, решая задачу очистки окружающей среды от пыли и грязи, они сами загрязнили эту среду, быть может, ещё более неприятным и вредным для здоровья шумом. Разработчикам не хватило элементарного, а в конечном счёте главного: чувства уважения к людям, или, если угодно, проявления гуманизма, который и служит в конце концов основой мировоззрения инженера.
Кто-то, быть может, подумает – мол, пример-то уж слишком частный. Я привёл его намеренно. Культура инженера одинаково выражается и в большом, и в малом, и в глобальном, и в частном. Уверен, тот, кто не принял в расчёт здоровье сотен людей, не сделает этого и в более масштабном случае – например, в расчёте на один лишь штраф (не из своего, разумеется, кармана!) пустит в реку или озеро отравленные стоки.
Прошло то время, когда промышленная деятельность человека не оказывала заметного глобального влияния. Печальные последствии промышленного могущества общеизвестны: помимо серьёзного загрязнения земной атмосферы и водоёмов, мы реально столкнулись с повышением средней температуры поверхности земли и воды, изменением содержания кислорода, аммиака и углекислоты в атмосфере, опасным ростом солёности морской воды, разрушением озонного слоя в атмосфере...
В итоге казавшийся ещё сравнительно недавно столь романтическим тезис покорения природы (разумеется, в первую очередь за счёт всё более бурной и бесконтрольной инженерной деятельности) обернулся своей трагической стороной: угрозой постепенного разрушения нашего общего дома – Земли.
Хотя мы и вправе гордиться: первый человек, который осознал гибельные последствия чисто прагматического и агрессивного пути – это наш выдающийся естествоиспытатель и мыслитель В. И. Вернадский. Он же указал и выход – инженерная деятельность людей должна находиться в гармоническом единстве с окружающим миром.
Идеи Вернадского сегодня живут и развиваются в рамках гак называемого системного подхода к самым различным видам человеческой деятельности и в первую очередь к инженерии. Вместо традиционно инженерного «как это сделать» теперь на переднем плане: «к каким общественным последствиям это приведёт», и даже жёстче «стоит ли это делать вообще».
Особенно остро необходим системный подход при осуществлении крупных инженерных проектов – например, перекрытия, а то и поворота вспять больших рек, прокладки каналов международного значения и т. д. В этом случае традиционные технические и узкоутилитарные соображения всё более решительно оттесняются на второй план под напором аргументов социального, экологического, политического и национального плана. Так от прямых инженерных действий «на базе высшей техники» разум человека всё чаше переключается на анализ возможных последствий содеянного.
Итак, в поле зрения современного инженера неизбежно оказываются не только научно-технические, но и социально-экономические и другие общественные грани очередной новинки. Добром ли обернётся для людей та или иная инженерная задумка, машина, проект?.. На такой вопрос без высокой общей культуры не ответишь. (Да без неё он скорее всего – что самое страшное – и не возникнет) На одной чаше весов – извечное инженерное стремление творить, подчиняя силы природы, на другой – проблемы (хотя бы на первом этапе, пока новшество ещё не реализовано) сугубо моральные, нравственные. Они у нас давненько – вотчина гуманитариев. Слышал, бывало, так и говорили – техника вне морали. А ведь, вдумаемся, на второй чаше весов у нас оказалось то, что совокупно и надо называть гражданской позицией.
АКЦЕНТЫ
Посмотрим теперь, как это новое содержание инженерного труда воплощается в жизнь в системе подготовки инженерных кадров.
Побывав более чем полвека назад в США, В. Маяковский, как мы помним, с иронией прошёлся по хвалёной узкой специализации, когда американский рабочий, виртуозно изготовляя острие иголки, не подозревает о наличии у неё ушка. В наше время правильнее было бы говорить о диалектическом единстве специализации и всеобщей интеграции, требующем параллельного учёта самых разнородных факторов, далеко выходящих за рамки производства. Например, спроса и моды, конкурентоспособности и патентной чистоты, уровня инженерной и общей культуры и даже национальных традиций. Подчеркнём, что речь идёт отнюдь не о массовой подготовке инженеров-универсалов, этаких современных Сайрусов Смитов, умеющих всё. Имеется н виду как раз формирование нового мировоззрения инженера, основанного на глубоком понимании роли человека-творца в современном мире.
Тем не менее учебные программы ВТУЗов, несмотря на определённую дань времени, всё ещё несут на себе отпечаток кусочного инженерного мышления. Каждый предмет – это свой замкнутый самостоятельный мир, в котором властвует свой хозяин – учитель и преподаватель. Переходя из аудитории в аудиторию, где читают разные, плохо связанные между собой дисциплины, будущий инженер по-прежнему не получает в итоге цельного представления об основных принципах, методах и подходах, типичных для современной инженерии вообще. Как же его сформировать?
Физика и сегодня основа инженерной подготовки. Разница, пожалуй, лишь в том, что рамки прикладной физики охватили сейчас практически всё, даже самые абстрактные области этой науки, включая, скажем, теорию элементарных частиц. Любой инженер-механик знает, например, какую огромную роль в машиностроении занимают проблемы трения и изнашивания. Между тем только в течение последнего десятка-двух лет стало ясно, что интенсивность этих процессов, портящих порою огромные детали и уносящих ежегодно только в нашей стране десятки миллиардов рублей, определяется микроскопическими явлениями, возникающими в поверхностных слоях, толщина которых в отдельных случаях приближается к размерам молекул и атомов! Но вот что удивительно: неплохо разбираясь в узких разделах физики, прямо связанных с выполняемой работой, инженер часто путается в самих основах этой науки, проходимых ещё в школе.
Американские психологи придумали такой тест для студентов колледжа с техническим уклоном. Человек несёт на плече тяжёлый шар и роняет его на ходу. Спрашивается: по какой траектории упадёт шар? Ответ будущих инженеров превзошёл все ожидания. Большинство из них заявили, что шар упадёт вертикально... То есть в точном соответствии с представлениями, считавшимися очевидными с древнейших времён, пережившими средневековье и опровергнутыми четыре века назад Декартом и Галилеем. Я, признаться, не поверил и решил задать этот же вопрос собственной дочери, восьмикласснице с твёрдой четвёркой по физике. «Вертикально вниз», был уверенный ответ. На моё хмурое возражение: «Да нет, но параболе»,– последовало недоумение: «Пап, а он что, горбатый, что ли?»
Мне представляется, что типичное для средней школы и ВТУЗов беглое изложение основных физических законов с последующим перенесением главного акцента на задачи – крупный педагогический просчёт. Ведь те же законы классической механики Ньютона только видимо просты. Не следует забывать, что за ними тысячелетний опыт человеческой практики, которая... сплошь и рядом опровергает эти законы! В самом деле, видел ли кто-нибудь, например, что раз приведённые в движение тела, будь то автомобиль, тележка или просто брошенный мяч, после этого двигаются все время сами собой, без затраты энергии? Скажут, что в законе есть оговорка: до тех пор, пока внешние силы и т. д. Но ведь эти внешние силы действуют немедленно. Спрашивается: когда же проявляется действие самого закона? Гениальные абстракции основоположников классической механики требуют глубокого осмысления и усвоения – раз и на всю жизнь. Вместо этого школа, в том числе и высшая, нередко даёт всего лишь суррогат – простое запоминание исходной формулы. И здесь уместно упомянуть ещё об одном сомнительном педагогическом приёме, к сожалению, весьма распространённом.
Ещё два с половиной тысячелетия назад великий древнегреческий философ Платон высказал идею о том, что каждому реальному физическому, как мы теперь говорим, явлению соответствует сто идеальная копия, которую он назвал парадигмой. Платон был философ-идеалист. То есть он считал, что подобные парадигмы и есть основа всего сущего, реальные же явления всего лишь их материальные, а потому весьма несовершенные копии.
В наше время никто, даже теперешний Шура Балаганов, уже не сомневается, наверное, в том, что окружающий мир существует независимо от нашего сознания и возник за многие миллиарды лет до появления жизни на Земле и самой Земли. Тем не менее гениальная идея Платона нашла своё воплощение в методе физики, где реальные ситуации описывают идеализированными моделями, выражаемыми математическим языком.
Такой путь, начатый три столетия назад Ньютоном и Лейбницем, оказался чрезвычайно эффективным, и именно ему физика обязана своими крупнейшими успехами. Но в каждом успехе, как утверждает диалектика, всегда есть и своя теневая сторона.
Лет десять назад мне довелось присутствовать на уникальном научном семинаре, где в гости к машиноведам пришли крупнейшие физики страны. Разговор шёл о том, как «офизичить» машиноведение, в частности, близкую мне науку о трении, якобы погрязшую в эмпиризме. Некоторые весьма серьёзные учёные полагали, что достаточно привлечь на подмогу «физических варягов», как уровень этой науки резко повысится. Увы, многообещающая, казалось бы, встреча кончилась ничем. Выяснилось, что чрезвычайно сложные и многообразные процессы, идущие при контакте реальных деталей машин, не поддаются сегодня физическому моделированию, поскольку зависят одновременно от большого числа факторов. К решению подобных задач современная физика ещё не готова. Но дело не только в этом.
Завороженные своими блестящими достижениями, многие физики зачастую пытаются описывать действительность придуманными моделями, а если она им не соответствует, то, как говорится, тем хуже для этой действительности. Необходимость применения физики всегда требует искусственного рассечения единой, взаимосвязанной цепи реальных событий, то есть произвольного выделения каких-то граничных условий, как правило, сильно упрощённых. Именно «физический платонизм» служит, по моему мнению, одной из главных причин слабого овладения инженерами основами прикладной физики и искусственного отчуждения её от инженерных дисциплин.
Второй общепризнанный столп современной инженерной подготовки – умение работать с компьютерами, возможности и совершенство которых растут сверхбыстрыми темпами на наших глазах. В 50-е годы в ходу была бодрая студенческая песенка:
Нам электричество свет и тьму
развеет,
Нам электричество сделать всё
сумеет...
Просто поразительно, как насмешливая ирония этих легкомысленных строк обрела полную серьёзность сейчас, правда, с заменой старомодного электричества на современные компьютер и кибернетику. Как известно, у нас намечен переход к массовой компьютеризации, освоению инженерами и учёными машинного программирования. Однако, призывая ко всеобщей «второй грамотности», некоторые в запале договариваются до того, что будет создана некая панацея, которая и впрямь все сумеет и заменит всякий труд.
Приходится напоминать элементарные вещи – даже самый совершенный инструмент, – а любой даже самый «умный» компьютер – всего лишь инструмент, никогда не заменит в труде человека-творца. Перестав быть им, человек просто деградирует. На компьютеры и роботы переложима лишь нудная и тяжёлая часть умственного и физического труда. Наиболее сложная и захватывающая творческая часть труда, где, кроме холодного рассудка, требуются ещё вдохновение, фантазия, благородные устремления, навсегда останется за людьми. Пока же мы одну часть молодёжи отпугиваем бездушием электроники; другая часть, уверовав, что умные машины и без них справятся, тоже пренебрегает инженерией.
ЧЕЛОВЕКУ – ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
Есть такое понятие – инженер-исследователь. В моём, может быть, вольном представлении – это некий кентавр, где пытливый ум человека спаян с совершеннейшим прибором, без которого вырвать у природы её тайны просто невозможно. Одна из таких загадок – закон всемирного тяготения Ньютона. Соблюдается ли он на небольших расстояниях? Целый ряд авторитетных физиков США, Англии, Японии и других стран считают, что нет. Окончательный ответ сможет дать только сложнейший физический эксперимент. Такой эксперимент поставлен в одном из столичных институтов и длится уже целых 15 лет. Его ведут два выдающихся, по моему мнению, инженера-исследователя О. Карагиоз и В. Измайлов. Выполнение столь тонкого и трудоёмкого опыта требует привлечения всей мощи современной вычислительной техники, начиная от мини-ЭВМ и кончая мощным быстродействующим компьютером. «Пищу» для них, в свою очередь, выдаёт исключительно чувствительная и надёжная установка, регистрирующая взаимное притяжение двух малых тел на разных, тщательно отмеренных расстояниях. А вот задумать, создать и, мало того, виртуозно управлять такой уникальной установкой, дабы загнать «природу» в угол и вызнать её тайны, на этот подвиг оказались способными только два человека, которых я только что назвал.
Выходит, что акцент в системе «человек – машина» всё в большей степени переносится на оптимизацию действий самого инженера, которому по мере сил помогают умные машины. Ясно, что такие действия основываются не столько на обширных знаниях, которые могут теперь запросто храниться в памяти машин, сколько на глубоком понимании поставленной цели и сути происходящего. В итоге мы приходим к тому же выводу, что и в примере с физикой: глубина, основательность, качество знаний для современного инженера куда важнее их количества.
Тем не менее пухлые втузовские курсы и скороспелые пособия по использованию ЭВМ перегружены излишне конкретной информацией. А упор должен делаться не на пассивное упование на всемогущую машину, а на творческую фантазию обучающегося, его человечность при выборе окончательного решения.
Представьте, например, что вы поручили машине проектирование детской коляски. Можно не сомневаться, что компьютерный вариант будет прочен, надёжен и лёгок на ходу, но... понравится ли он людям? Сомневаюсь. Совершенно ясно, что без недоступной машине чисто человеческой теплоты, за которой, быть может,– вся история нашей цивилизации, решить подобную задачу навряд ли возможно. Важно, что такой же гуманный подход необходим при создании любой машины, будь то обычная сноповязалка или гигантский прокатный стан. Недаром чересчур громоздкие, неудобные и ненадёжные в обращении машины рабочие метко именуют «какаду», недвусмысленно перенося эту презрительную кличку на незадачливых творцов «новой» техники.
Мы уже говорили, что системный подход требует от современного инженера многомерного мышления, позволяющего сразу видеть не только новое изделие или технологический процесс, но результаты и последствия их использования. Эффективность такого мышления, пожалуй, впервые была продемонстрирована век тому назад Т. Эдисоном, создавшим в Нью-Йорке первую в мире сеть электрического освещения. Помимо знаменитой лампочки накаливания, в его поле зрения находились тогда ещё многое столь же необычные вопросы, начиная от создания дешёвых динамо-машин и кончая специальными курсами по подготовке невиданных в то время электротехников и монтёров. И всё эго – в обстановке острой конкуренции и на основе точного анализа сложнейшей экономической конъюнктуры, позволившего в итоге получить большую прибыль.
Как же развить у будущего инженера такое многомерное мышление? Вспомним ситуацию, в которой оказались герои Жюля Верна, попавшие на необитаемый остров. Перед инженером Сайрусом Смитом и его товарищами возникла не просто серия чисто технических задач. Главная их проблема в том, чтобы решить эти задачи в сжатые сроки и строго ограниченными ресурсами, дабы не погибнуть от холода и голода и не стать жертвой хищников и пиратов. Нечто аналогичное наблюдается и на производстве, где фактор времени и нормирования затрат имеют первостепенное значение для «выживания». Добавьте к этому организацию труда и технику безопасности, эффективность и качество, короче – целую с систему обратных связей и ограничений, и вы получите типичную обстановку производства, куда, как «кур в ощип», попадает молодой специалист.
Мы имеем в виду того специалиста, подобного флюсу, которого едко высмеял ещё Козьма Прутков. Помимо пресловутой односторонности, такой новоиспечённый «инженер» не подкован по совершенно необходимым для профессионала компонентам: инженерной психологии и трудовому праву, экономике и планированию, дизайну и экологии. Подготовка системщиков-экологов и организация кафедры эргономики (новой науки об оптимизации систем типа «человек – машина») в двух столичных ВТУЗах пока, увы, лишь первые ласточки, не делающие погоды.
Одно из следствий «флюсовой» подготовки молодых инженеров – экономическая безграмотность. Мало кто знает, сколько стоит станок, электродвигатель, тонна стали, алюминия, титана... «А это-то зачем? – возразит читатель. – Как раз такую информацию и следует заложить в ЭВМ, не забивая себе голову цифрами». Между тем без знания хотя бы азов промышленной экономики инженерная, тем более новаторская деятельность так же невозможна, как и ведение домашнего хозяйства без знания стоимости хлеба, мяса, молока.
К сожалению, подобное, прямо скажем, экономическое невежество присуще и многим руководителям довольно высокого ранга. Как-то я обратился к одному бывшему крупному хозяйственнику, ушедшему на пенсию, с просьбой нарисовать своего рода экономический портрет какой-либо ходовой машины – скажем, автомобиля. Во что обходится, например, изготовление кузова, двигателя, трансмиссии и т. д. «Этого не знает никто, – был ответ, – поскольку официальные цены, которыми пользуется завод, не отражают реального положения вещей». Тут отчётливо проглядывает принцип «сделать любой ценой», в военное время оправданный, но совершенно недопустимый сейчас, в период социально-экономической перестройки и строгого учёта государственных средств.
Мы подошли к активному введению в учебный процесс игровых методов, успешно опробованному в ряде ВТУЗов. Вспомним, что понятие «игра» стадо уже совершенно необходимым при анализе и прогнозировании поведения людей в конфликтных ситуациях. Ведь такая обстановка и типична, как мы видим, для производства. Спросите у любого начальника цеха или бригадира, на что тратят в основном они энергию и нервные клетки. Ответ будет однозначен: конечно, на всякие конфликты, которые приходится разрешать ежедневно и ежечасно и которые связаны прежде всего с отношениями между людьми, включая начальство, подчинённых и всех прочих.
Специалисты по инженерной психологии утверждают, что современное производство имеет свои стандартные конфликтные ситуации, требующие выработки особых профессиональных навыков. Все такие ситуации могут быть заложены в игровые модели, отражающие типичные стороны самых, непохожих отраслей производства, подобно тому, как с помощью одинаковых дифференциальных уравнений описывают совершенно разные физические явления и процессы.
Уже сама атмосфера игровых занятий заставляет студента мыслить системно, корректируя по ходу действия пути и цели. Так, в модели принятия оптимального решения лихой полет фантазии конструкторов ограничивают прозаическими, но, увы, необходимыми факторами: технологичностью, обеспеченностью сырьём, соблюдением тех же экологических норм и прочее.
Подчеркнём ещё раз, что речь идёт не о нагружении новой информацией, а о выработке профессиональной способности ориентироваться и принимать решение в быстро меняющейся многомерной обстановке. В противовес пресловутому максимуму специализации акцент делается здесь на максимуме адаптации к сложной системе.
ИНЖЕНЕР-ФИЛОСОФ
Системный анализ основан в конечном счёте на диалектическом принципе всеобщей взаимосвязи событий и явлений. Сейчас, когда в результате НТР представления людей о природе и самих себе радикально изменились, необходимо новое философское освещение этой ключевой идеи.
Между тем в общении с инженерной братией нередко приходится слышать: а зачем нам философия, мы, мол, люди практические и в облаках не витаем. Откуда такая «убийственная» логика? Причина, на мой взгляд, ясна – явный разрыв с повседневностью втузовских программ по философии, которые почти не изменились за последние двадцать, а то и тридцать лет! А метод обучения этому универсальному «руководству к действию»? Преподаватели философии, видимо, подзабыли, что активная позиция может быть выработана у будущих преобразователей мира только одним способом: путём яростного столкновения в спорах и дискуссиях самых различных точек зрения, опирающихся на самые животрепещущие события и факты сегодняшнего дня, включая, конечно, горькие и неприятные для всех нас. Перечислять их не будем: они общеизвестны. Именно на этом фоне должны быть развёрнуты перед учащимися и философски осмыслены такие насущные проблемы, как роль научно-технического прогресса в современной цивилизации, психология и эстетика инженерного творчества, глобальная этика и другие. Прикладная философия должна быть спущена с небесных высот и столь же приближена к инженерии, сколь и прикладная наука вообще, а можно считать и так – инженерия должна быть поднята до высот философии. Суть одна.