Драматургия или колдовство?

Источник: журнал «Знание – сила», №12, 1988 год. Автор: М. Розин (НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР). Мои комментарии [выделены красным].

Говорят, что они протестуют! Протестуют длинными волосами и протестуют короткими. Протестуют клёпаными куртками и протестуют клетчатыми брюками. Протестуют ритмами рока, англоязычным сленгом и матерщиной, булавками, цветами и мускулатурой. Протестуют… Но против чего? Недоброжелатели утверждают, против общества, против всех нас! Сочувствующие возражают: против периода застоя. Это мнение стало настолько распространённым, что его повторяют и сами «неформалы» – чаще в интервью по телевизору, но иногда даже и друг другу.

«Но ради чего ещё, – скажете вы, им одеваться и вести себя столь шокирующим, вызывающим и просто неприличным образом? Словами заявить свой протест слабо, вот они и строит гримасы».

Но как-то уж очень всё это несерьёзно, больше похоже на ребячество, и не верится, что экстравагантной одеждой, странными правилами поведения, своим жаргоном хиппи и панки добиваются каких-то реальных изменений в обществе. В психологии существует аксиома: «Люди не совершают бесцельных и бессмысленных поступков». Если мы не можем найти внешнюю цель их действий, то следует поискать внутренние цели, ту психологическую, невидимую со стороны выгоду, которую они в результате получают.

Молодёжные движения для нас непонятны. Но, может быть, существуют какие-нибудь родственные им культурные явлении, психологический смысл которых ясен?

Сегодня это почти исчезло, а не так давно людей, очень похожих на хиппи, панков и металлистов, мы могли бы увидеть в карнавальном праздничном шествии. Вот идут оборванцы и важные господа, шуты и обжоры, короли и дикари-людоеды. Вы думаете, это было чинное и благопристойное зрелище? Ничего подобного! Во время карнавала разрешалось (и находилось немало желающих) высмеять королевских особ, церковь, поставить под сомнение самое святое и совсем даже не возбранялись непристойные шутки.

Что такое карнавал? Это театр, где все – одновременно актёры и зрители. Что такое неформальное подростковое движение? Это опять же театр, где спектакли разыгрываются на главных площадях города, и случайные прохожие становится зрителями. Основной принцип театра – это зримость. Любое переживание героя, его характер, его мысли должны быть отчётливо, ярко и образно выражены внешними зримыми средствами. И мы действительно видим – благодаря одежде, позам, действиям – ненависть панка и любвеобилие хиппи, изысканность хайлайфиста и агрессивность рокера. Ленинградская группа «Отряд активного действия» [какую-либо информацию про эту группу найти не удалось, даже упоминания. А потом до меня дошло: речь тут идёт не про рок-группу, как я было подумал, а про группировку типа «люберов», члены которой «с помощью слов» убеждали разношёрстную молодёжь быть «постандартнее». До недавнего времениподобную роль выполняли всякие ряженые «казаки», так называемые «православные активисты» и прочая нечисть] с помощью слов убеждает хиппи и металлистов стать «нормальными гражданами» – они отказываются от насильственных мер и потому носят белые перчатки. Но если слова не помогают и «приходится» применять физическую силу, белые перчатки снимаются и кладутся в карман. Не правда ли, такому «театральному приёму» мог бы позавидовать режиссёр [Кубрик бы точно обзавидовался].

Сделаем ещё шаг в прошлое. Одним из истоков карнавала считается архаическая магия. А магия – уже не игра и не спектакль, магия древних была столь же насущна, по их представлениям, для выживания, как охота или земледелие. Магия приносила дождь и засуху, урожай, удачу на охоте, смерть врагам, здоровье... И принцип магии тот, с которым мы уже встречались: зримость. Маг хочет успеха в охоте. Ему недостаточно «подумать» об этом желании. Он должен нарисовать нужное животное и поразить его копьём. Чтобы злой дух (болезнь) ушёл, нужно напутать его страшными криками и масками. А вот более современный пример: девушка полюбит, если слепить из воска «её» сердечко и проткнуть его булавкой [а если не полюбит, то умрёт в страшных корчах – выгода в любом случае]... Принцип магии очень прост. Если я хочу, чтобы свершилось некое событие, я должен создать зримый, материальный, как можно более похожий эквивалент этого события, и тогда моё желание обязательно сбудется (если нет враждебного колдовства).

А теперь я выдвину гипотезу, отдавая себе отчёт в том, насколько она может показаться странной: хиппи, панки, металлисты занимаются своеобразной магией. Я, конечно, не утверждаю, что это магия сознательная. Нет. Однако обратим внимание вначале на чисто внешние аналогии. Вид панка и металлиста устрашающ – он вызывает в памяти маску злого духа, демона. Но не только злого. В индийской мифологии и добрые боги изображались со свирепыми, жуткими лицами. И ещё. Древние люди и современные подростки имеют одну общую особенность по сравнению с современными взрослыми: и те, и другие относительно беспомощны. Древние беспомощны перед природой – голодом, болезнями, пожарами. Подростки беспомощны в мире социальном: они не могут повлиять на родителей, на школьные порядки, они беспомощны перед властью плохой отметки, характеристики...

А теперь представим себе, что подростки чего-то хотят и чувствуют себя не в силах осуществить свои желания; они даже знают, что не в их власти изменить что-либо во «взрослом» мире, это может только чудо. Беспомощность – одно из самых тяжёлых психологических состояний. И тут-то они стихийно находят особый, театральный по форме, магический по сути способ поведения, который как бы призывает это чудо, и хотя оно всё равно не происходит, человеку становится легче. Беспомощность раньше переживалась в одиночестве.

Теперь внешними средствами человек как бы материализует её, демонстрирует окружающим, а выраженное переживание уже не столь тягостно, как переживание, скрытое в глубине души. Кроме того, такое выражение позволяет построить особым символический, магический мир, где «изображена», «воссоздана в знаках» возможность выполнить желание. И человек переживает то же чувство радости, как если бы его желание и в самом деле реализовалось. Однако такое замещение, такая магия не осознаются подростками, и для них самих остаётся неясным, почему они так «балдеют» от рока, металлических украшении, «гребешков» и т. д.

Попробуем теперь восстановить истоки этого поведения. Понять, что именно хотят «наколдовать» «контркультурные» подростки.

Основная характеристика внешнего образа панка и родственного ему по происхождению металлиста – это символическая агрессия: воинственный гребень волос, металлические острые шипы (часть из которых криминалисты квалифицируют как холодное оружие), железные цепи (орудие закабаления), кроваво-красная или демонически фиолетовая расцветка волос, наводящие ужас размалёванные глаза, призывные и воинствующие ритмы и крики рока – перед нами маска бога войны, древнего шамана.

Мы помним, что символическая агрессия древних использовалась для устрашения, например, устрашая, изгоняли духов, поразивших тело человека. Кого же могут устрашать современные подростки? Видимо, именно тех, кто так непримиримо-остро реагирует на эти символические знаки агрессии, – воспитывающих и осуждающих взрослых. А с ними заодно те общественные институты, которые, с точки зрения подростков, подавляют их естественную активность, а может быть, даже они пытаются устрашить и «изгнать» вошедшие и их собственное сознание родительские голоса, которые, как и реальные родители, порицают их «неправильное» поведение.

Большинство подростков в семье и в школе не выходят за рамки принятых норм, а если и выходят, то остро переживают (с подачи родительского голоса) предосудительность своих действий. Оказываясь в группах панков или металлистов, эти подростки с помощью символической агрессии «колдуют», надеясь на исчезновение взрослых, и испытывают такой же восторг, как если бы это произошло и они бы оказались полностью свободными от общества.

Здесь применяется и другой, весьма сходный, способ «освобождения»: вызвать отвращение окружающих. Внешний облик хиппи напоминает или первобытного дикаря, или человека, выжившего после атомной войны. Будто бы ещё (или уже) не существует ножниц и бритвы для волос, и единственный вид причёски – это кожаная лента на лоб и затылок. Нет иголки, чтобы зашить одежду, нет мыла, чтобы её постирать, не существует денег, билетов, прописки… Зато возрождаются первобытные украшения: бесчисленные ожерелья, браслеты, серьги – как у мужчин, так и у женщин. С точки зрения моей гипотезы, это выглядит как попытка магического уничтожения цивилизации. Если от очень маленького ребёнка спрятать вещь, он не сможет её найти только потому, что для него она перестанет существовать, как только окажется вне поля зрения. На этом основан один из принципов магии: если мы создадим свой облик так, как будто цивилизация нас не коснулась то она и вправду исчезнет. Ещё раз отметим: очень немногие хиппи действительно порывают с обществом – не работают, живут подаянием, не имеют дома; большинство из них в какой-то мере социально адаптированы – работают или учатся, имеют семью, и хиппизм для них – психологически необходимое символическое колдовство.

И ещё один ряд явлений: пародирующий роботов танец «брейк», где люди выступают в роли автоматов, но не нормально функционирующих, а сломанных, трясущихся в своей электрической судороге; многократное механическое повторение одних и тех же музыкальных фраз в роке, вызывающее ощущение испорченного автомата, заезженной пластинки. Не менее ярко это проявляется в оформлении хипповских «флэтов» (квартир). На стенах многочисленные надписи, коллажи из объявлений, вырезок («Выход», «Техника безопасности», «Сыр с коптильным препаратом», «Петров Н. Н.», «Без стука… входить» и т. д.). Вырванные из контекста, эти надписи лишаются всякого смысла и производят впечатление словесного хаоса. Легко заподозрить здесь своеобразное колдовство, где техника, как и слова, созданные для сугубо практических целей, перестают выполнять свои функции, но сохраняют ещё жизнеспособность, за счёт чего возникает мир абсурда накануне своего распада; рисуется образ агонии технической утилитарной цивилизации.

Итак, мы увидели множество способов постижения одной и той же цели: заколдовать нормативный мир можно путём «устрашения», «вызвав отвращение к себе», «сделав вид, что его не существует» и, наконец, «лишив его функциональности, доведя тем самым до абсурда».

Можно найти и другие цели колдовства. Известно, что большинство металлистов учатся в ПТУ [по моим наблюдениям, в ПТУ учились как раз любители говнорока, панки и т.п. Подавляющее большинство металлистов (равно как и любители интеллектуальной электроники) учились в ВУЗах]. И, к сожалению, сложилась такая ситуация, когда учёба в девятом, десятом классе или в вузе намного престижнее, чем учёба в училищах. Многие учащиеся ПТУ ощущают себя неудачниками, которые не сумели «выбиться в люди». Тут-то и приходит на помощь магические средства, позволяющие им, по крайней мере психологически, повысить свой социальный статус. Металл в этом случае является символом прочности и стойкости. Шипы и другое оружие «говорят» о том, что их владелец обладает властью и имеет средства, чтобы подчинить всех не согласных с этим. Гребень на голове может ассоциироваться с короной или же, по наблюдениям психолога О. Заярной, с оформлением рыцарского шлема. Перед нами – попытка выстроить с помощью символов особый мир, в котором подростки оказались бы на вершине социальной лестницы, компенсировав тем самым определённое чувство неполноценности.

Прежде чем перейти к другим гипотезам, укажем на два факта, которые подтверждают наши достаточно необычные предположения. Контркультурные движения подростков, как у нас, так и на Западе, чрезвычайно близки и во многом пересекаются с нетрадиционными религиозными течениями (кришнаизм, «агни-йога» и т. д.).

С другой стороны, в среде хиппи и панков крайне распространены эсхатологические идеи – как в религиозной интерпретации (ожидается скорый конец света, приход Будды Майтрейи, возникновение новой энергетики), так и в атеистической (предрекается близкий развал нашей цивилизации, наподобие того, какой произошёл с Римской империей). По-видимому, и неосознанная магия, и сознательная мистика, и эсхатологические настроения имеют единую причину, исходящую из желания размежеваться с нормативным миром. Настолько, насколько это удовлетворяется (не по-настоящему, конечно, а в переживании), оно и приносит подросткам одну из психологических выгод «неформального поведения».

Попробуем взглянуть на другие варианты. Обратим внимание на тот факт, что многие подростки, вступившие в мир контркультуры, до этого момента не находились в конфликте с общепринятыми нормами, что именно их увлечения послужили причиной такого конфликта. А вот ещё несколько необычных фактов. Автору этой статьи приходилось многократно наблюдать, как подростки (хиппи или панки) рассказывали о своих домашних и школьных конфликтах с плохо скрытым восторгом, зачастую преувеличивая недоброжелательство окружающих. Их слушатели не только не сочувствовали им, что было бы логично, но завидовали. Подобный же восторг сопровождает истории про то, как кого-то забрали в милицию, кто-то попал в психиатрическую больницу, какая-то старушка возмущалась безобразным видом панка, газета обругала рок и т. д. А что происходит, когда группу панков или хиппи забирают в милицию? Мы не увидим тут досады, что не дали им заниматься своим делом. Напротив – откровенная радость, возбуждение и чувство «полноты бытия». Возникает ощущение, что это отнюдь не «магия», направленная против осуждающих взрослых, не символическое отторжение их мира, а вполне реальное провоцирование взрослых на агрессию и осуждение по отношению к подросткам, где от конфликта не только не пытаются избавиться, но даже ищут его.

В чём же цель столь странного поведения? Можно предположить, что оно вызвано постоянным ощущением обыденности и бессобытийности своей жизни: он, подросток, ни на что не влияет, от его действий ничего не зависит в мире, и если бы он не существовал, то ничего бы ровным счётом не изменялось. И вот у него возникает желание испытать свою способность к действию, способность на поступок, проверить, а может ли он влиять на других, вызывать бурю эмоций и событий? И подросток решается на своеобразный эксперимент, который должен ответить на один-единственный вопрос: существует ли он как человек, как социальное существо, влияющее на общество?

Но раз реальных событий нет, приходится создавать события искусственные. Можно сказать, что подросток начинает сочинять особую драму на материале своей жизни. Тут и возникает ещё одна проблема: ведь хочется быть не рядовым участником происходящего, а настоящим, сильным героем. Хочется вызывать симпатию окружающих и уважать себя. А что для этого надо? Победить? Создать свои нормы жизни и доказать окружающим, что они имеют право на существование? Задумать дело и успешно исполнить его? Вроде бы да, но посмотрим, какие драмы сочиняют подростки в реальности.

Драма «блудного сына». Подросток нарушает нормы, принятые в семье. Семья «гневается» и «отлучает» его от дома, лишая при этом любви, вещей, иногда даже крова.

Драма «невинного страдальца». Подросток живёт естественно – повинуясь внутреннему голосу, а его за это забирают в милицию, кладут в психиатрическую больницу.

Драма «непонятого гения». Подросток занимается творчеством, например «творит» свой внешний вид, но никто не способен понять и оценить его.

Драма «доверчивого освободителя». Подросток пытается создать мир любящих, например коммуну хиппи, тратит на это все свои силы и деньги, а неблагодарная «урла» рада поживиться за чужой счёт, – и нет никакого рая, одна наркомания, цинизм и распущенность.

Существуют и другие «драмы». И почти везде главный герой – не победитель! Так что же, он не вызывает симпатию? Вызывает. Ему симпатизируют потому, что он – жертва, жертва несправедливости. Он проигрывает, но не потому, что слаб, а потому, что его прекрасные человеческие качества по вине других стали причиной поражения. И тут оснований для симпатии ничуть не меньше, а скорее даже больше, чем в драмах победителей. Ведь недаром роман со счастливым концом оставляет столь большое впечатление (герою так не сочувствуешь), как романы, которые повествуют о герое, который проигрывает, но не по своей вине, оказывается жертвой несправедливости.

В чём же дело? Может быть, в том, что роль жертвы психологически выгоднее? И жертва, и выигравший вызывают симпатию окружающих и самоуважение в отличие от проигравшего по своей вине. Но:

во-первых, стремление к победе может привести к поражению, в то время как игра в «жертву» беспроигрышна, а значит, безопасна (подростку намного легче, не выходя на серьёзный разговор со взрослыми, который необходим дли «победы», спровоцировать их на осуждение и тем самым стать жертвой несправедливости);

во-вторых, для того чтобы выиграть, необходимо затратить много усилий, и это занимает длительное время, а выигрыш редко бывает окончательным; жертвой же можно стать без особых усилий и достаточно быстро, то есть мгновенно – как только с тобой несправедливо обошлись – получить все психологические выгоды из этой ситуации;

и, в-третьих, симпатия и уважение к выигравшему основываются на положительной оценке того дела, которое он сделал, той позиции, которую он занимал, а, значит, стоит только кому-нибудь из окружающих (может, даже самому человеку) усомниться в ценности этого дела, как роль выигравшего окажется бессмысленной – она перестанет быть основой для симпатии и самоуважения, а такая вероятность достаточно высока. Когда же мы сталкиваемся со случаем жертвы, то тут дело не сделано, позицию не удалось отстоять (человек в проигрыше), а значит, фактически нечего оценивать, сама ситуация сосредоточила внимание окружающих и собственное внимание человека на факте несправедливости, а не на том, чего человек хотел добиться. Отношение к несправедливости заслоняет отношение к позиции, которую человек занимал, и те цели, которые он перед собой ставил, забываются.

Итак, психологическая выгода роли «жертвы» заключается в том, что она в отличие от роли «выигравшего», во-первых, безопасна, во-вторых, избавляет от усилий, а в-третьих, не требует веры в своё дело, в свою позицию.

Кроме главных героев, в драмах принимают участие «злодеи», «гонители», которых удалось спровоцировать, и «сочувствующие» – это большинство подростков, завидущих смелости, безрассудству и кажущейся свободе неформалов, и иногда к ним присоединяются психологи, журналисты, «киношники» – они чувствуют «драматичность» ситуации, пускай искусственную, и потому с удовольствием пишут о ней.

Ну так что же, спросит читатель, вспомнив название: драматургия или колдовство? Попытка создать искусственный конфликт или магическим путём выйти на него? Мы предполагаем, что верно и то и другое. По-видимому, неформальное контркультурное движение возникло как попытка магии (именно это определило его «выразительные средства»), и сейчас для ряда подростков, безнадёжно конфликтующих со взрослыми, оно продолжает исполнять ту же роль. Со временем к нему стали подключаться и благополучные подростки – можно даже сказать, слишком благополучные, – которые испытали потребность в событийности, жажду пронести эксперимент в своём социальном окружении. Более того, эти две возможности отнюдь не исчерпывают всех функций котркультуры, не раскрывают всех мотивов прихода подростков в хиппи, панки, металлисты [всегда умиляло наивное представление о «хиппи, панках, металлистах» как о некой организации, в которую надо «прийти», «вступить» и пр.]. Вот, например, ещё один: участие в движении даёт подросткам мощное чувство единства, своеобразного братства, столь необходимое в таком возрасте. А причина кроется в том, что группа людей, во-первых, отверженных, во-вторых, обладающих общими отличительными признаками, намного сплочённее любой другой группы [вообще-то люди сплачиваются исходя из общих интересов, идей и убеждений, а не по «отличительным признакам»; те же, кто пытался «примазаться» благодаря лишь своему внешнему виду, именовались позёрами и мягко «выдавливались» из «тусовки» ибо были «не тру»], и потому ощутить братство хиппи легче, чем братство учебного класса или пионерского лагеря.

Некоторые подростки обладают психологическими качествами, не дающими им возможности добиться какого-либо успеха в существующих социальных институтах (они не умеют планировать свою жизнь, учиться, устанавливать глубокие человеческие отношения. В мире контркультуры их недостатки оборачиваются достоинствами, и такие подростки часто становятся уважаемыми хиппи и панками.

Затем «взрослое» общество даёт человеку возможность вести полноценную жизнь – занять прочное социальное положение, иметь материальную независимость – достаточно поздно, в тридцать-сорок лет, молодость воспринимается при этом как подготовительный этап. Но для подростка период после тридцати иллюзорен – он хочет полноценной жизни сейчас, и такую возможность ему предоставляет объединение хиппи или панков, где не требуется никакой подготовки, и настоящим хиппи, панком можно стать очень быстро.

Ещё одна функция контркультуры основана на извечной тяге человека сделать свою жизнь осмысленной. Но осмысленность проверяется будущим – принесли ли эти годы что-то ценное или нет; а сегодня одним из психологических гарантов завтрашней осмысленности выступает тяжесть («Если звёзды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно» аналогично: «Если я так мучаюсь, значит, это не пропадёт даром»). Существование хиппи, панков, металлистов фактически трудно и весьма опасно, и потому многие находят здесь прибежище от ощущения бессмысленности «обычной» жизни.

И, наконец, предполагается, что школа и семья предоставляют возможности для женской идентификации и почти не дают средств для идентификации мужской. Трудно почувствовать себя в роли мужчины, отец на работе, воспитывает мать и женщина-учительница; требования в школе чисто «девчачьи»: аккуратность, исполнительность, «мужской» домашней работы сегодня почти не осталось [однополые семьи на Руси появились в незапамятные времена: пока папка на ипотеку ишачит по 10-12 часов в сутки и сил хватает только на футбол с пивасиком перед сном, ребёнка воспитывают мама, бабушка и учительница. А активная мужская созидательная деятельность изничтожена на всех уровнях]... Многие же неформальные молодёжные объединения дают возможность проявиться мужским качествам [каким?], особенно это относится к движению панков, рокеров, люберов (гипотеза советских психологов К. Алёшиной и И. Борисова).

Так протестуют ли «неформалы» против общества, протестуют ли они против «застоя»? Подростковому возрасту свойственен максимализм – юноши и девушки не склонны делить общество на «здоровое» и «нездоровое», «застойное» и «перестраивающееся». В своём отрицании они огульны и бескомпромиссны, им не нужны аргументы, они не будут осторожны в оценках. Мы увидели выше, что многие действия «неформалов» можно «прочитать» как символическую агрессию, попытку тем или иным способом отмежеваться от взрослых от общества и даже от всей цивилизации. И значит, правы те, кто утверждают, что перед нами – протест против всех и вся.

Рассмотрим этот вопрос и с другой стороны: соответствует ли действительности распространённое мнение о том, что неформальное движение – порождение периода «застоя», а активизация «неформалов» сегодня связана только с отменой милицейских мер пресечения их деятельности, что успешная перестройка системы образования и комсомола приведёт к ослаблению неформального движения?

На мой взгляд, это неверно. На Западе расцвет неформального движения пришёлся на конец шестидесятых годов, когда капиталистический мир переживал период экономического подъёма. Кризис семидесятых резко снизил число участников «молодёжного бунта». Вероятно, в связи с этим панков, хиппи, рокеров в западной печати назвали «райскими птичками общества изобилия»: общество «оскалило зубы» – «птички» разлетелись. Фактически наблюдается следующая закономерность: молодёжное движение тем шире, чем выше уровень жизни общества.

Наверное, читателей интересуют и практические вопросы: полезно или вредно для подростков участвовать в неформальных объединениях, какую роль молодёжные движения играют в обществе? Попробую высказать свою точку зрения по этому поводу. Несомненно, что участие в неформальных объединениях – дело опасное. Здесь – и разнообразные болезни, и наркомания, слишком ранняя половая жизнь, повышенный невротизм. Для большинства мальчиков контркультурные увлечения кончаются с уходом в армию, для девушек – с замужеством. Если же грань пройдена и человеку больше двадцати, выйти из неформального объединения очень трудно: прежде всего исчезают психологические возможности для адаптации к обычной жизни.

Однако надо учитывать и другое: многие ребята, становясь панками и металлистами, эффективно удовлетворяют таким образом свои нормальные потребности – после выхода из движения [Партбилет Напульсник на стол! Снимай парик и косуху – ты больше не металлист! Низложен!] они, как правило, уже не страдают подростковыми комплексами: не «бунтуют» по ничтожным поводам, не превращают жизнь в нескончаемый поиск приключений – всё это остаётся в прошлом и не мешает следовать выбранным путём [ипотека, тачка в кредит, а в выходные – на дачу с тёщей! Хочешь – не хочешь, а семейные обязанности надо выполнять! Так что лопату в зубы и на огород! Романтика!]. Кроме того, для некоторой категории подростков (преимущественно психически больных) хиппизм и панкизм – единственный способ быть членами хоть какого-нибудь общества, найти своё место в жизни, свою культурную нишу (этот способ может быть назван «стихийной социальной реабилитацией») [на смену «искуственному» и «ужасному» «хиппизму и панкизму» пришла «естественная» офисная культура: менеджеры в пиджачно-брючной униформе, обязательные корпоративы и поездка раз в год «на море»].

Столь же неоднозначна роль молодёжного движения для общества. Американские социологи считают, что молодёжный бунт шестидесятых годов на Западе сделал общество в целом более терпимым к разным проявлениям человеческой натуры, расширил представления о том, что такое нормальная одежда, нормальная семья [нормальная современная семья – два чёрных папы, брат и я], нормальное искусство. Не только участники «бунта», но и многие другие стали психологически более раскрепощёнными и свободными. Наверное, можно предполагать и это. Но весьма вероятно и обратное. Молодёжные движения, как показано выше, легко порождают и даже целенаправленно провоцируют агрессию окружающих. И этим могут легко воспользоваться консервативные силы для того, чтобы упрочить свои позиции.

Неформалы будоражат общественное мнение. Вокруг них не прекращаются споры. Нельзя сказать, играют они полезную или вредную роль. Скорее, они выступают и качестве своеобразного катализатора, ускоряющего, интенсифицирующего многие процессы в обществе – как позитивные, так и негативные.

К чему приведёт нас их «колдовство», в каких придётся играть драмах – это покажет будущее.