К вопросу о взаимосвязи науки и искусства

Глава А. Н. Синицкого из сборника «Природа сознания и закономерности его развития», 1966 год.

Наука и искусство как две формы отражения, два специфических в своей основе вида познания имеют много общих черт, взаимодополняют друг друга. В последнее время, в связи с возросшим вниманием к наглядности в процессе обобщения данных конкретных наук, взаимосвязь науки и искусства стала обнаруживаться ещё более явно. Ныне и в науке, и в искусстве обеспечивает успех, как правило, широкий интегральный подход к изучению явлений действительности.

Вопрос о взаимосвязи науки и искусства связан с другими широкими проблемами: взаимосвязь эстетического и научного познания, единство чувственного и рационального, образного и логического, образного вообще и художественно-образного моментов в процессе отражения и познания действительности и т. д. Правильное решение этих вопросов невозможно чисто логическим, абстрактным путём без связи с конкретными данными истории философии и эстетики, истории искусства и науки. Именно они дают фактический материал для изучения процесса постепенного разделения познания на образное и логическое, чувственное и рациональное, постепенного формирования науки и искусства.

Так, античная эстетика (точнее, элементы эстетики, вплетённые в общефилософские высказывания древних) показывает, что в то время только начинается дифференциация науки и искусства, а также появляются элементы осознания этой дифференциации. Это можно проследить на том факте, как, например пифагорейцы объединяли весь мир и отношение к нему человека (в том числе и познание, включая сюда и научное, и эстетическое познание) на основе числа [«Можно заметить, что природа и сила числа действуют не только в демонических н божественных вещах, но также всюду, во всех человеческих делах и отношениях, во всех технических искусствах и в музыке» (В. Ф. Асмус «Античные мыслители об искусстве»)]. Пифагорейцы не разграничивали искусство от познания мира вообще. Всё, чем занимался древний грек, было лишь направлено на освобождение его от природной зависимости, потому искусство и рассматривалось как одна из отраслей общего нерасчленённого взаимодействия человека и природы. Об этом также говорит факт использования искусств и, в том числе, музыки в чисто практических, утилитарных целях. Так, «они (пифагорейцы) полагали, что музыка много содействует здоровью, если ею пользоваться надлежащим способом. Также они применяли избранные места из Гомера и Гесиода для исправления души». Это лишний раз говорит о том, что искусство возникло как следствие практического освоения человеком действительности и служит методологической основой для критического отношения к субъективистским и идеалистическим концепциям в вопросе происхождения искусства.

У античных философов можно заметить и различение отношения человека к миру, направленного на непосредственное освоение действительности, и отношения, которое помогает человеку осваивать действительность опосредованно, через передачу знаний, чувств, эмоций, настроений. Дифференциация производства и собственно познания не была ещё чёткой [«Историки первобытного искусства свидетельствуют о синтетическом состоянии искусства, в первобытные времена, т. е. о слабой дифференцированности искусств, об едином творческом синтезе, в котором сливается несколько искусств, и даже не только искусства, но и трудовые процессы и даже магические операции» (А. Ф. Лосев «Античная музыкальная эстетика»)], а тем более незначительным было осознание этой дифференциации. Но такое различение позднее привело к разделению деятельности человека на производственную и непроизводственную, материальную и духовную, физическую и умственную. Вторые виды её впоследствии развились в науку, искусство, философию, религию и другие формы общественного сознания.

Здесь науку и искусство объединяет то, что, в отличие от других форм общественного сознания, они являются специфическими в своей основе видами познания. Лишь дальнейшее развитие познания привело к дифференциации его по формам мышления – на образное и логическое, по способу познания действительности – на чувственное и рациональное, по характеру восприятия мира человеком и способу получения, информации – на эстетическое и научное познание.

Уже пифагорейцам удалось заметить, что искусство, художественно-образное отражение действительности отличается не только тем, что оно передаёт знание, информацию, но и тем, что оно может приводить (благодаря своей специфической форме отражения) к определённому эмоциональному состоянию, может создавать определённые психические настроения. На этой основе Пифагор как раз и строил свою систему «исправления души и тела» посредством искусств. Более того, наличие иррациональных методов познания при художественно-образном отражении действительности (в отличие от научного познания), возможность искусств воздействовать непосредственно на психику человека позволяли древним грекам делать далеко идущие выводы о таинстве творческого процесса, о боговдохновлённости певцов и поэтов, о полной иррациональности и непознаваемости искусства и творческого процесса, что особенно ярко проявилось в высказываниях Платона [«Ведь не посредством искусства (действуют) и все хорошие творцы былин, но, будучи боговдохновлёнными и одержимыми, производят они все эти прекрасные творения, и песнотворцы хорошие точно также, как корибантствующие пляшут, будучи не в своём уме, так и песнотворцы не в своём уме творят эти прекрасные песни, но когда войдут в действие лада и размера, то опьянённые и одержимые, точно вакханки, которые черпают из рек мёд и молоко в состоянии одержимости – а пока в своём уме, то нет – так и душа песнотворцев производит то, что мы от них слышим» (В. Ф. Асмус «Античные мыслители об искусстве»)] и Плотина [«…возникает прекрасное чрез тело приобщение уму, исходящему от божественного начала» (там же)]. Именно потому Платон, например, ограничивал в своём, идеальном государстве распространение отдельных видов искусств.

Наука и искусство были ещё мало расчленены, но о них в античной философии и эстетике высказывались порою прямо противоположные точки зрения [«Он (Эратосфен) утверждает, что поэт всегда заботится о том, чтобы развлекать, но не поучать. Совершенно противоположное думали древние, когда высказывали, что поэзия – как бы первая философия, которая вводит нас в жизнь с детства и, доставляя удовольствие, научает понимать характеры, страсти и действия человека» (А. Ф. Лосев «Античная музыкальная эстетика»].

При дальнейшем осмыслении специфики научного и художественного познания древние стали выделять в искусстве функцию познавательную и воспитательную, а за теоретическим мышлением прежде всего признавалась функция познавательная. «Проблема отношения искусства к действительности стоит в центре внимания и у Сократа, и у Платона, и у Аристотеля. От постановки этой проблемы зависит у этих авторов и решение вопроса о познавательном значении искусства и решение вопроса о его социально-педагогической функций».

Так Аристотель прямо ставит вопрос о связи отражения действительности в сознании с самой действительностью, с материей, так как «иметь образы, представления – значит иметь мнение о том, что и ощущается прямо, непосредственно». Это относится и к искусству. Хотя в искусстве большую роль играет воображение, но «...способность воображения будет движением – движением, являющимся следствием активного чувственного познания». «Сущность искусства ...он (Аристотель – А. С.) видел в познании истины, а особый путь искусства к истине – в изображении возможных по вероятности или необходимости человеческих характеров и действий». У Аристотеля возможно проследить не только обнаружение единства науки и искусства как видов познания, но также выяснение их специфики. Он различает науку и искусство не только по формам и способам отражения, но и по методам познания. Таково, например, его разделение истории и поэзии, где за историей признаются точные методы познания, факт случившийся); за поэзией же признаются методы вероятностные. «Историк и поэт отличаются (друг от друга) тем, что первый говорит о действительно случившемся, а второй – о том, что могло бы случиться». В этом рассуждении Аристотель даёт определения, которые, с одной стороны, вскрывают взаимосвязь науки и искусства, с другой – одновременно, хотя и в малой мере, позволяют обнаружить их специфику, подмеченную ещё древним греком [«Даже если ему (поэту – А. С.) придётся изображать действительно случившееся, он тем не менее (останется) поэтом, ибо ничто не помешает тому, чтобы из действительно случившихся событий некоторые были таковы, каковыми они могли бы случиться по вероятности или возможности: в этом отношении он является их творцом (Аристотель. Поэтика)].

Кроме того, у древних часто высказываются соображения о взаимосвязи искусства и теоретических знаний о физических, технических явлениях, которые впоследствии исторически сформируются в естественные науки. Так, по их мнению, звук есть следствие удара двух тел [«...невозможно, чтобы (был) звук, если не произошло удара каких-либо (тел) друг о друга. Удар же, говорят они, возникает, если движущиеся тела, встретившись столкнутся друг с другом...» (А. Ф. Лосев «Античная музыкальная эстетика»]. Следовательно, по звуку (в том числе и по музыкальному, так как разделения звуков на музыкальные и немузыкальные тогда ещё не было, – оно есть следствие диалектики искусства и его осознания) можно изучать характер и специфику движения и столкновения тел, следствием которого и являются звуки. Эти наивные высказывания впоследствии будут положены в основу акустики.

Во времена античности также закладываются основы для разделения познания на чувственное и рациональное и определения искусства как чувственного, а науки – как рационального познания, что в законченном виде впоследствии представят Хр. Вольф и А. Баумгартен. В учении Аристотеля, например, говорится о том, что «и гармония бывает как математической, так и основанной на слуховом восприятии. В этих случаях значение того, что есть, (дают звуки), основанные на чувственном восприятии знание же того, почему есть – математические».

Итак, можно видеть, что, если Платон и Плотин говорили о различии науки и искусства, точнее их элементов, которые были предвестниками будущей дифференциации познания, – то Аристотель, затем Гораций и Лукиан чаще говорили об их единстве, не забывая при этом их специфики. Так, Гораций замечает наличие рациональных и чувственных моментов в искусстве, причём связывает их с содержанием и формой, отдавая предпочтение рациональному содержанию в отличие от чувственно воспринимаемой формы:

«Прежде, чем станешь писать, научись же порядочно мыслить,
Книги философов могут тебя в том достойно наставить,
А выраженья за мыслью придут уж сами собою»

Линию по выявлению специфики истории и поэзии вслед за Аристотелем продолжает Лукиан. Он отличает историю и поэзию по степени правдивости, чем объясняет и выбор средств выражения мысли. Однако история, по Лукиану, не может быть лишь документальным фактом, её нельзя писать грубым языком (это может сделать любой солдат), необходимо выдерживать стиль изложения от начала до конца. У Лукиана история как наука является скорее искусством исторической прозы. И такой характер история сохранит ещё долгое время впоследствии.

Даже у Квинтилиана отсутствие чёткой дифференциации наук и искусств имеет ещё место [«...из всех наук и искусств всех древнее музыка (М. Ф. Квинтилиан «Двенадцать книг риторических наставлений»], хотя у него уже есть .разграничение искусств и таких общественных наук как юриспруденция, теория воспитания и т. д., и, кроме того, подмечена практическая основа происхождения искусства [«Итак, слово даровано человеку природою, а искусство в слове возникло от собственных его наблюдений»] и рациональное начало в нем [Так, на вопрос, нужны ли будущему оратору науки, Квинтилиан отвечает: ...тот не будет великим, в ком хоть малого не достигнет»].

Таким образом, можно отметить, что ещё в античности, – при первом проявлении дифференциации познания на образное и логическое, чувственное и рациональное, эстетическое и научное, – в философии и эстетике возникают различные, порою прямо противоположные точки зрения на возникающие в связи с такой дифференциацией вопросы. Фактический материал истории философии позволяет выделить здесь два основных направления. Это – точка зрения Платона и Плотина, видевших в разделении познания полные его противоположности, разрыв видов познания. В противовес им Аристотель, Гораций, Лукиан, отчасти Квинтилиан смогли различить в искусстве и, в том числе, в творческом процессе художника трудно поддающуюся анализу способность художника находить связь явлений, аналогию, – в виде метафор, афоризмов и т. д., – и техническую сторону творческого процесса, которую можно классифицировать, систематизировать, т. е. возможно рационально познать и изучить. Это второе направление, подмечая специфику зарождающихся науки и искусства, в то же время не ставило между ними непроходимой грани. Различие этих точек зрения в дальнейшем приводит к двум противоположным направлениям в философии и эстетике, одно из которых (Г. Батте, А. Баумгартен, И. Кант, И. Шеллинг, А. Шопенгауер, Ф. Ницше, 3. Фрейд), в той или иной мере, утверждает различие эстетического и научного познания, нередко подчёркивая их полный разрыв и противоположность (Хр. Вольф, А. Баумгартен, И. Кант, А. Шопенгауер). Другое направление (Дж. Бруно, Ф. М. Вольтер, И. И. Винкельман, Ж. Ж. Руссо, Д. Дидро, И. В. Гёте, И. Г. Гердер, Г. Ф. В. Гегель, Л. Н. Толстой и другие) формирует взгляд на отношение науки и искусства как двух сторон единого процесса познания, которые взаимодополняют и развивают друг друга.

Разрыв чувственного и рационального, образного и логического в процессе познания является основой для отрицания объективной связи между наукой и искусством не только в философских школах прошлого, но и в современной буржуазной эстетике.

Прямое противопоставление искусства и науки как форм отражения но таким специфическим признакам, как образное и логическое, чувственное и рациональное, которое одновременно являются и их ОБЩИМИ признаками, приводит к одностороннему ответу на вопрос о сущности как науки, так и искусства. И если рассмотрение вопроса о соотношении науки и искусства как двух форм общественного сознания, хотя и в недостаточной мере, всё же имеет место в нашей философской литературе, то вопрос о соотношении науки и искусства как видов познания разработан явно недостаточно. Причём, если и ставится он, то, как правило, ответ даётся как результат лишь анализа самой специфики либо науки, либо искусства, но не сравнительного анализа отдельных наук и искусств в их историческом развитии.

По нашему мнению, вопрос о соотношении искусства и дифференцированных наук заслуживает самого пристального внимания, так как правильное решение его помогает дальнейшему взаимопроникновению методов, средств, способов науки и искусства, а это, в свою очередь, даёт основу для дальнейшего развития и науки, и искусства.

Решение же его возможно лишь в результате конкретного рассмотрения взаимопроникновений, взаимовлияний отдельных наук и видов искусства, хотя в целом можно отметить, что в соотношении, скажем, искусства и искусствоведческих наук, искусства и общественных наук, искусства и естественных наук есть своя специфика и в то же время общность. Самыми близкими искусству являются науки, в той или иной мере изучающие проблемы самого искусства. Это, прежде всего, эстетика и конкретные науки искусствознания: истории и теории различных видов искусств. Исторически все они вышли из самого искусства, его практики: творческого процесса художника, процессов овладения мастерством художника и восприятий произведений искусства. Отдельные высказывания художников, философов оформлялись в теории, которые проверялись, подтверждались, подкреплялись экспериментом, практикой искусства. «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике – таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности». Это ленинское положение подтверждается всем путём формирования наук и в том числе эстетики и искусствознания [В этом плане можно говорить, например, о формировании теории музыки, разветвлённой впоследствии в ряд самостоятельных музыковедческих наук: элементарную теорию, гармонию, полифонию, инструментовку, оркестровку и т. д., видя отдельные предпосылки для этого уже в высказываниях Гераклита, Эвклида, затем в трудах Гвидо из Ареццо, И. Царлиио, Ж.-Ф. Рамо и других дополнениях, корректурах, систематизациях, обобщениях художников, философов, учёных. Подобную же взаимосвязь можно проследить между искусством и другими отдельными науками, изучающими его закономерности. Сравнительное изучение истории искусства и истории этих наук позволяет изучить объективно этапы истории, когда на первый план выдвигалась либо теория, либо практика искусства, и их взаимодействие на данных этапах].

Несколько иначе взаимодействуют искусства и общественные науки, и совсем на других уровнях переплетаются отдельные виды искусства и естественные науки, например, искусство и физика, искусство и химия, биология, искусство и математика, искусство и механика и т. д. Примерами тому служат развитие акустики и её влияние на искусство, развитие техники фото- и киносъёмки и искусства кино, телевидения, художественной фотографии и т. д. Чаще всего здесь выступает зависимость средств материализации художественного образа в искусстве от уровня развития естественных наук. Но среди этих наук возможно нахождение и других черт, общих с искусством. Так, от элементов начертательной геометрии, применявшихся в Древнем Египте при постройке пирамид, этот раздел геометрии шёл параллельно с развитием искусства (прежде всего живописи и архитектуры), которое давало эмпирический материал для научной теории. От «Оптики» Эвклида через выводы Брунеллески, А. Альберти, Леонардо да Винчи, А. Дюрера, Д. Барбаро, Дж. Бароции, Эгильтона, Ж. Дезарга до обоснования в 1798-99 годах Г. Монжем самостоятельной, сугубо абстрактной математической науки, – таков её путь.

Искусство как форма общественного сознания и как вид познания есть процесс взаимоотношения человека с действительностью в самом широком плане. Искусство целостно отражает действительность. В свою очередь, действительность состоит из бесконечного ряда процессов социальных, биологических, химических, физических, механических, которые в снятом виде изучаются конкретными науками. Поэтому у искусства и науки в целом, а тем более у отдельных видов искусств и конкретных наук существует общность в методах, способах, средствах отражения и познания действительности. Такая общность и составляет исторически сложившуюся конкретную взаимосвязь между наукой и искусством.

Изучение этой взаимосвязи, с одной стороны, способствует дальнейшему проникновению точных научных методов познания в искусстве и, тем самым служит его развитию. В частности, это подтверждается историческим переходом от интуитивного выбора форм в архитектуре, живописи, прикладном искусстве к математическому анализу в современной архитектуре, современному дизайнерству, механизации в прикладном искусстве (механическое нанесение орнамента, раскраска тканей, изготовление статуэток, сувениров, в некоторой мере также эстамп в живописи и т. д.). С другой стороны, такой подход обнаруживает специфику проявления закономерностей (изучаемых той или иной наукой) в области искусства: в процессе художественного творчества, в процессе восприятия произведений искусства. Обнаружение же новой специфики этих закономерностей развивает науку. Удовлетворяя партнершу языком, необязательно сто процентов усилий направлять именно на клитор и половые губы - надо иногда делать небольшие паузы, чтобы сделать пошлый комплимент или отпустить похабный комментарий. Нежные куни с диалогами позволяют не на шутку возбудиться даже зрителю по ту сторону экрана - следя за беседой, он практически присутствует в комнате с парочкой.

Так, изучение поведения людей в процессе восприятия произведений искусства позволяет психологии делать выводы о воздействии музыки, поэзии, живописи на психику людей и, через воздействие средствами искусства непосредственно на психику, целенаправленно изменять, воспитывать людей. Изучение индивидуальной психики художников даёт возможность для рационального формирования творческих личностей в обществе. Следовательно, искусство так или иначе способствует развитию психологии, педагогики и других «воспитательных» наук. И, наоборот, развитие этих наук часто непосредственно влияет на искусство.

Наука и искусство есть не только две формы общественного сознания, но, одновременно, два специфических вида познания, которые в своём развитии находятся в диалектическом единстве, взаимодополняют и обогащают друг друга. Взаимодействие этих противоположностей является одним из внутренних источников развития единого процесса познания действительности человеком.