Иван Ефремов: познавать диалектику жизни

Источник: журнал «Техника – молодёжи», №3, 1982 год.

Выдающийся писатель-фантаст нашего времени Иван Антонович Ефремов родился три четверти века назад, в 1907 году. Писать он начал сравнительно поздно, но первые же его рассказы, опубликованные в 40-х годах – такие, как «Тень минувшего», «Олгой-Хоргой, «Озеро горных духов», – сразу привлекли внимание читателей незаурядным знанием жизни, романтикой, отточенной литературной формой. А в 1957 год, в котором появился (впервые – на страницах «ТМ») роман Ефремова «Туманность Андромеды», общепринято сейчас читать началом нового, современного периода развития советской научной фантастики. Более того, изданная недавно в Париже «Всемирная энциклопедия научной фантастики» открывается этим романом о коммунистическом будущем человечества.

Литературному творчеству Ивана Антоновича посвящены многие статьи и книги; его произведения широко переиздаются у нас и за рубежом; недавно издательство «Молодая гвардия» выпустило в свет подписное собрание его сочинений. Находил время Иван Антонович и для ответов на многочисленные письма читателей, преимущественно молодых. В них он выступает как учитель, наставник, помогающий молодым людям найти свой жизненный путь. Публикуя «Обращение к молодым», датированное мартом 1958 года, и выдержки из писем Ефремова, мы хотим познакомить читателей «ТМ» с воспитательной стороной деятельности Ивана Антоновича. Может статься, кому-то из вас дорогие товарищи, помогут в чём-нибудь снова замечательного человека, ушедшего от нас десять лет назад. Менее известие широкому читателю научная сторона его творчества, бывшая для самого Ефремова главной; о ней рассказывается в статье доктора биологических наук П. Чудинова, которую мы публикуем.

Публикуя выдержки из двух писем Ефремова, мы умышленно не указываем адресата. Ведь в этих письмах, несмотря на их, казалось бы, частный характер, рассматриваются проблемы, волнующие очень многих людей, которые делают первые шаги в самостоятельной жизни.

Единственный и неизбежный путь

Отвечаю Вам с большим запозданием, потому что был в командировке, а не потому, что Ваше письмо оказалось для меня неинтересным. Наоборот, оно мне очень понравилось, и во многом из того, что волнует сейчас Вас, я узнал давно прошедшие дни и самого себя. Сказать «понравилось» – это неточно, нет. Ваше письмо сильно тронуло меня. Ведь почти совершенно так же, с поправкой лишь на разность эпохи (наше «возрастное расстояние» в тридцать с лишним лет – это ведь срок жизни одного людского поколения), и я мечтал о дальних странах, беспокоился о будущем человечества и страдал от первых столкновений с истинной неприглядностью жизни.

Помню, как в холодном и голодном Петрограде 1921 года я забирался в громадную пальмовую оранжерею Ботанического сада и там, сидя на чугунной скамейке, вдыхая влажный и тёплый воздух, грезил о тропиках...

Помню, как в промежутках между тяжёлыми работами на всяческих погрузках и выгрузках пробовал писать свой первый роман (кстати, как и Вы – об Атлантиде) и как, очень быстро увидев свою беспомощность, прекратил занятия литературой на добрых восемнадцать лет...

Помню... да, впрочем, можно очень многое рассказать в том же роде. Это называется романтикой и говорит о том, что у человека существует свой особый угол зрения на жизнь. Он относится к ней серьёзнее, чем другой, и, с другой стороны, более неустрашимо, так как понимает, что истинная ценность явлений жизни для человека зависит прежде всего от глубины и силы переживания, впечатления, которое она даёт. Это обусловливает и очень лёгкую, в сравнении с другими, ранимость, чувствительность, а с другой стороны – более лёгкий и радостный путь по жизни. Последнее в том случае, если есть врождённый дар, – достаточный запас силы и выносливости, ибо романтик прежде всего самому себе доставляет бесконечное количество жизненных затруднений. Заглядывание на «другую сторону» жизни даром не даётся.

Когда-нибудь я напишу о своих первых плаваниях на Тихом океане. О том, как восемнадцатилетний матрос, попавший в одну компанию со всякой шпаной, сумел отстоять своё достоинство благодаря врождённой силе и боксёрскому умению; как он за краткое время стоянок в Японии увидел нечто гораздо более интересное, чем портовые кабаки, и впервые смог понять если не куда ему надо идти в жизни, то какой стороны её держаться (я имею в виду сторону эмоционально-психологическую).

Мне кажется, что у Вас есть литературное призвание, но горе Вам, если Вы слишком рано пустите его в ход, не сумев ещё, как Вы совершенно правильно выражаетесь, создать самого себя. Как это понимать? Мне кажется, что так – приобрести свои взгляды на любое явление жизни и своё отношение, основанное или на личном опыте, или, что также очень важно, на глубоком продумывании и прочувствовании опыта мировой культуры. Приобрести мудрость, которая не есть только знание, а «чувство – знание», которая даётся больше страданием, чем радостью, часами тоскливого раздумья, а не мгновеньями победной борьбы.

Вы – молодец, когда говорите о товарищах, как о хороших людях, несмотря на то, что они Вас не понимают. Они и в самом деле превосходные люди, но без той струнки в душе, которая звучит, отзываясь на обычно незаметные стороны жизни. Раз Вы так говорите, значит, у Вас нет зазнайства, нет представления о своей какой-то исключительности...

Ваши тревоги за человечество мне также понятны, и в них Вы совершенно правы. Если смотреть на вопрос без официального благодушия, то надо прямо сказать, что человечество подходит к своему кризису. Дело не столько даже в атомных опасностях, сколько в том, что дальше так жить нельзя. Капиталистическая система изжила себя, религия – тоже, потому что гигантские массы все растущего человечества, чтобы жить, требуют новой экономики, нового государственного устройства, новой морали и воспитания. И если важно переустройство экономики, то не менее важно и создание нового человеческого сознания, чтобы ею, этой новой экономикой, можно было бы управлять. Вот мы и пришли к выводу – если человечество не поймёт этого и не станет бесповоротно на путь создания высшего коммунистического общества, не сумеет решительно перевоспитать себя, создав новых людей, – тогда оно будет ввергнуто в такие пучины голода и истребления, о каких мир ещё не слыхивал. Я не пугаю Вас – Вы сами поняли это же самое, только выразили его по-другому, и Вам понятое Вами не страшно. Известный враг – это материал для размышления, как его бить. Но как написать об этом для всех – пусть хороших, но разных? Я сам, пожалуй, лишь к 50 годам научился простой мудрости – если у человека нет соответственной жилки в душе, чтобы откликнуться на Ваши мысли, он не поймёт, как бы красиво и сильно ему об этом ни говорили... Вот почему непросто об этом написать – надо, чтобы это понимали, иначе, кроме впечатления о том, что какой-то испугавшийся интеллигент и других пугает, ничего хорошего не выйдет...

Но все же Вы совершенно правы, что писателям надо писать об этом, причём много и убедительно, чтобы люди могли легче понять единственный и неизбежный путь социалистического преобразования мира. А настоящих книг об этом ещё нет у нас.

Что ж, это будет делом уже Вашего поколения – лет через десять и Вы выйдете на арену того серьёзного осмысливания настоящего и грядущего, которое зовётся литературой.

Однако пора заканчивать. Вы затронули в своём письме так много разных вопросов, что на всё никак не ответить сразу так полно, как бы это хотелось. Пишите ещё, буду рад помочь чем смогу в поисках пути по жизни. Собственно говоря, порт назначения Вам, пожалуй, ясен, а прокладка курса должна происходить так, чтобы при всех обстоятельствах было время на размышления и на получение знаний.

Послужите на флоте, наберётесь жизни, потом как сложится – или пойдёте в торговые моряки, или поступите в вуз на исторический факультет, и, вероятно, всё равно будете писать... Хорошо, если бы это случилось после тридцати лет или около этого. Ведь это как ранняя женитьба – ни глубины чувства, ни понимания красоты – отсюда и страсти настоящей нет...

Попадались ли Вам такие книги: К. Паустовский «Романтики», Р. Кэрс «Горизонт», Г. Уэллс «Люди как боги», А. Грин «Бегущая по волнам»? Это мои любимые книги, сыгравшие большую роль в жизни. Интересно, как бы Вы отозвались на них?

Москва, 1 февраля 1957 г.

Ощущение безграничности

Прежде всего – не тратьте время, чтобы спрашивать меня, читал ли я то или другое. Говорите о книге так, как если бы Вы были уверены, что я её знаю. Трудно для молодого читателя назвать книгу, которую бы я не читал, если она мне понравилась, или бы не просмотрел, если не понравилась. С иностранной литературой хуже – большие пробелы, хотя английскую знаю довольно прилично. Для меня Вы – юноша, врождённый романтик, стремящийся понять своё будущее место на Земле, так же как я для Вас – просто старший собеседник. Вряд ли Вы чувствуете во мне профессора, доктора наук и прочее. Все эти звания для серьёзного разговора не более как мишура. Что до Вашего настроения, то позвольте высказать следующее: кто-то из великих сказал, что хорошие люди испытывают от жизни преимущественно печаль. Поймите правильно – преимущественно и печаль, то есть благородный вид тоски. Вооружающий, а не разоружающий. Помните: «Мне грустно и легко. Печаль моя светла, печаль мол полна тобою»... Именно так!

Ваш возраст – трудное время, и Вы даже сами не понимаете, насколько. Да и мало кто понимает, иначе молодёжь у нас ставили бы в особые условия работы, соответствующие физиологически психологии возраста. Вы очень болезненно воспринимаете удары жизни, потому что ещё очень эгоцентричны и судите только от себя... Поэтому закономерная диалектика жизни – «где сила, там и слабость, где слабость, там сила» или – «хватая одно, обязательно теряешь другое» – эти простые положения не поняты, не прочувствованы, и всякая утрата кажется окончательной, ошибка – вечным стыдом, ошибка друга или любимой – отвращающим Вас позором. Так и рубите Вы жизнь на прямоугольные куски, стараясь отделить правильное от неправильного, ещё не чувствуя, что правильное сейчас, сию минуту, может через час обернуться издевательством... Я не говорю, что всё это в таком точно виде есть у Вас. Речь об условиях возраста, в той или иной мере свойственных огромному большинству. Да и Вы вот в общем правильно говорите, что человек, особенно девушка (потому что мы девушку ставим на пьедестал – это неизбежная черта романтиков), быстро исчерпывается при близком знакомстве. Но не забывайте, это значит – исчерпана не только девушка, но и Вы также. Вы уже не даёте и не находите нового, а повторяете объятия и поцелуи – они ведь быстро кончатся. Помните об этом, и избежите многих досадных жизненных промахов...

Извините за наставительные обороты – так мне легче писать. Но я вовсе не думаю предписывать Вам что-либо – Вы абсолютно правы (и этим очень мне нравитесь), когда пишете, что должны идти своим собственным путём. Именно так, а мои рассуждения пусть будут для Вас «альмиканторатом» (круг равных высот), помогающим штурману быстро определиться по звёздам, встреченным на своём собственном пути.

Мы часто склонны осуждать людей за ошибки, происходящие от столкновения с жизнью их личных особенностей. Например, тонко чувствующий и сильный юноша, здоровый, с горячей кровью, всегда будет покорён голосу пола, и эта сторона возьмёт от него много сил, времени, чувств. Но как иначе? Зато, если эта сильная физиология повернётся на творчество, на любое дело – тут недостаток станет чем-то весьма положительным. И девушка – если она настоящий, сильно чувствующий человек, и тоже с горячей кровью, – как легко ей попасть в беду, если она к тому же красива. А все её осудят, назовут гнусным словом – только за то, что она смело пошла навстречу зову жизни, усиленному её личными особенностями. И эта же черта – то есть покоряющая страстная власть у холодной расчётливой эгоистки – заставит Вас пластаться у её ног, моля о том, что не может Вам дать самая лучшая, но не обладающая силой страсти женщина. Поэтому Вы не правы, говоря, что человек только продукт среды. Это верно, и очень даже, но с поправкой на врождённые способности, от которых не уйти никоим образом. Они не важны на низком уровне развития, но чем развитее делается человек, чем большего хочет он добиться – всё равно – в добыче угля, в спорте, в любви, в науке или литературе, тем большее значение приобретают врождённые особенности и дарования. Правильно понять их – это большое дело для своей жизни! И надо отбросить неверный лозунг, долгое время оправдывавший многих бездельников учёбы, – «нет плохих учеников, есть плохие учителя»! Нет, есть и будут плохие ученики, но это вовсе не значит, что плохой ученик не окажется чемпионом по плаванию или открывателем недоступных вершин гор... В этом он будет отличным учеником, надо найти в нём эту струнку.

Но – великие боги! – как не приспособлены для этого наши школы и наши учителя! Мы много говорим о Павлове, но ни одному «гиганту из Академии педагогических наук не пришло в голову воспользоваться на деле всем тем, что даёт современная наука. А всё от невежества!

В прирождённых особенностях – объяснение разности людей, и эта разность усиливается средой обитания, которую сам человек тоже изменяет, реагируя на неё не одинаково, а соответственно врождённым особенностям. Разумеется, что немалое значение имеет случай и то, что мы зовём судьбой, а что на самом деле является на 76% социальной обстановкой, то есть тем социальным уровнем, в котором воспитывается человек. В этом главная трудность создания хорошего общественного устройства во всех сложнейших разветвлениях высшей и сложнейшей формы общества – социалистического.

Важнейшее достоинство Вашего возраста – это ощущение безграничности жизни, огромного времени и возможностей, отпущенных Вам. Поэтому юность может безрассудно тратить силы и время на собирание крох красивых ощущений, предаваться сильнейшим переживаниям по поводу того, что неромантическим людям покажется форменным пустяком. Но так и нужно – как же иначе, как собрать свой венок, как вырвать красоту из тягучей и не всегда удачной жизни, как получить к пожилому возрасту драгоценный опыт правильного выбора людей, поступков и вещей? Опыт, впоследствии заменяющий столько сил, что и без юной энергии можно жить по-молодому, – ведь в этом и есть секрет нестареющих душ...

И всё же мой возраст, например, стремится уже к другим оттенкам поэзии, чем Ваш. Милее становятся строки:

Гаснут во времени, тонут в пространстве
Мысли, событья, мечты, корабли...
Я ж уношу в своё странствие странствий
Лучшее из наваждений Земли...
Или нежная тоска об утраченном:
Общая матерь Земля, будь легка над моей Айсигеной.
Ибо ступала она так же легко по тебе!

Но пока хватит... Думаю, что прощаться со мной ещё рано, пишите о себе и о книгах, и не надо, чтобы было за что-то стыдно. Ведь переписка – свободная вещь. Можно совсем не ответить, можно – тремя строчками. А если я написал Вам целый рассказ по объёму, значит, я тоже что-то нахожу в Ваших письмах, хотя бы ту живую и хорошую душу, для которой жизнь подчас сама отворяет двери. У меня самого были такие интересные случаи и совпадения, что просто невероятно...

Не сетуйте, если я не смогу Вам подчас ответить сразу. Знайте тогда, что я нахожусь в цейтноте, как это бывает у шахматистов и очень часто – у учёных. Ведь я не свободный писатель, а учёный. Но с опозданием я всё же смогу Вам всегда отвечать... Мне кажется – писать Вы будете, но об этом ещё рано даже думать. Читайте, читайте и читайте. Научитесь английскому языку, чтобы читать зарубежную литературу, а главным образом – научную популяризацию, которая там пока несравненно лучше, чем у нас.

Старая Руза, 17.03.57 г.

От динозавров до великого кольца

Пётр Чудинов, доктор биологических наук

22 апреля исполняется 75 лет со дня рождения Ивана Антоновича Ефремова – выдающегося писателя-фантаста современности. Он многократно выступал на страницах «ТМ», причём диапазон его интересов простирался от проблемы Атлантиды до социально-экономических аспектов грядущего коммунистического общества.

И. А. Ефремов пришёл в литературу из науки. Не все знают, что на стыке геологии и биологии он создал новую научную дисциплину – тафономию, объясняющую, как и почему сохраняются остатки тех вымерших животных, которых изучает палеонтология.

В геологии и палеонтологии, как и в литературе, И. А. Ефремов достиг очень многого. И в науке, и в искусстве он был первопроходцем. Коллеги-фантасты называли его «вперёдсмотрящим», коллегам-учёным он оставил богатую россыпь идей и фактов. За одну из таких идей, глубоко и всесторонне им разработанную, он был ровно 30 лет назад, в 1952 году, удостоен Государственной премии.

Первые контуры тафономии как метода поиска палеонтологических объектов обозначились для Ивана Антоновича в результате многолетних полевых исследований. Собранные факты можно было объяснить только на базе синтеза геологии и биологии, которые до этого практически не пересекались. Были лишь разобщённые сведения об условиях жизни животных, особенностях их строения, образе жизни, рассеивании и захоронении скелетных останков и, наконец, сохранении окаменелостей в геологической летописи. Все эти данные нужно было переоценить с новых позиций, уловить их взаимосвязь и перейти от них к важным теоретическим и практическим выводам.

Ещё в юности Ефремов познакомился с академиком Петром Петровичем Сушкиным – выдающимся анатомом, зоологом и палеонтологом, взгляды которого оказали глубокое влияние на формирование будущего учёного. Академик Сушкин был последователем известнейшего русского естествоиспытателя В. О. Ковалевского, основателя эволюционной палеонтологии. Как Ковалевский, так и Сушкнн исходили из того, что особенности строения скелета древнейших животных подчинены экологии. При таком подходе всё разнообразие животного мира прошлого объяснялось воздействием среды. Этот путь позволял воссоздавать живые образы вымерших животных на фоне природных ландшафтов, причём характеристики последних определялись именно по строению животных, их населявших. Скелеты перестали быть мёртвыми символами минувших эпох – их строение отражало все многообразие взаимосвязей в извечной системе природы: организм – среда. После смерти профессора В. П. Амалицкого Сушкии стал директором Северодвинской галереи – уникальной коллекции скелетов пермских пресмыкающихся. В одной на своих статей он образно обрисовал жизнь древних ящеров; 20 лет спустя И. А. Ефремов так писал о своём учителе: «Могучая мысль учёного восстанавливала большую реку, переставшую течь 170 миллионов лет тому назад, оживляла целый мир странных животных, обитавших на её берегах, раскрывала перед читателем необъятную перспективу времени и огромное количество нерешённых вопросов – интереснейших загадок науки... Это проникновение в глубину прошлых времён поразило меня...» Вот как открылась Ивану Антоновичу биологическая сторона палеонтологии.

В формировании второго – геологического – аспекта решающую роль сыграли экспедиции, а которые Сушкин охотно направлял начинающего учёного. В первой же самостоятельной экспедиции (в Прикаспии, на горе Богдо) Иван Антонович отметил отличия условий захоронения древних земноводных лабиринтодонтов по сравнению с однотипными местонахождениями в Западной Европе. Слои с останками богдинских земноводных накапливались в илистом мелководье морской бухты. Об этом говорили тип отложений и раковины морских беспозвоночных. Но лабиринтодонты – обитатели пресных вод, следовательно, их останки принесла в бухту река.

Последующие сезоны летней «охоты за ископаемыми» чередовались у Ивана Антоновича с зимней переправкой материалов: их надо было сделать пригодными для научного палеонтологического описания. Последнее требовало основательного углубления в смежные биологические дисциплины: зоологию, сравнительную анатомию, остеологию. Они были необходимой частью подхода, в которой настоящее служит ключом к познанию прошлого – известного ещё со времён Чарлза Лайеля принципа актуализма, согласно которому естественные процессы, действующие в современной природе, те же, что и в прошлые геологические эпохи. Актуализм раскрывал значение для длительных изменений лика Земли разрушительных и созидательных процессов, записанных в каменных листах геологической летописи; учитывая ведущую роль физических процессов в эволюции органического мира, он способствовал расшифровке биологической природы вымерших организмов. Таким образом, актуализм как метод познания прошлого приобретал непосредственное отношение к документам геологической летописи, какими в равной степени являются окаменелости н вмещающие их слои горных пород.

За первой экспедицией последовали двухлетние раскопки лабиринтодонтов по рекам Ветлуге н Югу, Одновременно с раскопками Иван Антонович проводит обстоятельное исследование геологического строения местонахождений. По составу пород, положению останков животных в костеносных линзах он выводит заключение об образовании местонахождений этого типа в поясах речных дельт, куда воды вместе с песком несли массу трупов животных, преимущественно лабиринтодонтов. Их гибель, видимо, была связана с затоплением большой области вверх по течению.

Особенно интересной для начинающего палеонтолога была поездка на среднеазиатские местонахождения динозавров. Эти громадные по площади участки содержали множество костей, принадлежавших пресмыкающимся позднемеловой эпохи. Масштабы этих участков поражали воображение. Полоса «костяных гряд» занимала десятки квадратных километров, протягиваясь вдоль северных окраин Тянь-Шаня. Это было настоящее «поле смерти», где полегли когда-то миллионы динозавров.

Какие геологические процессы ответственны за создание подобных грандиозных местонахождений? Частичный ответ на этот вопрос дало Ивану Антоновичу изучение древних континентальных отложений, особенно медистых песчаников Приуралья. Учёный не ограничился геологическими наблюдениями в заброшенных подземных выработках. Одновременно он тщательно исследовал архивные материалы по «путям старых горняков», неоднократно возвращался к изучению местонахождений в Прикамье, Башкирии и Оренбуржье. За многообразием типов континентальных отложений он увидел многообразие условий образования и накопления осадков и останков животных. Позднее, вспоминая этот период изучения континентальных отложений пермской системы, Ефремов писал: «Два года я лазал по заброшенным подземным выработкам старинных рудников, в которых ещё в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века наши наблюдательные горняки находили кости интереснейших ящеров – самых древних, какие только были найдены на территории Советского Союза. На стенках старых выработок в заброшенных рудниках прослеживались мельчайшие подробности напластования пород, расшифровывались процессы их отложения, восстанавливались направления струй древних потоков. И вместе с этим накапливалось все больше сведений для палеонтологии – не только знание того, как залегают в породах ископаемые останки, но и понимание, почему они залегают так, а не иначе».

Значение геологических процессов в образовании местонахождения в полной мере прояснилось для Ивана Антоновича после завершения крупнейших в Союзе раскопок наземных позвоночных в Татарии около села Ишеева, в ходе которых была получена новая эталонная для пермских отложений фауна земноводных и пресмыкающихся. Её палеонтологическое изучение вместе с геологическим исследованием самого местонахождения и захоронения останков животных и растений позволило нарисовать картину живой природы пермского периода.

Окончательное оформление тафономии как особого направления исследований произошло в середине 30-х годов, когда Ефремов полностью осознал не только позитивную, но н негативную, разрушительную, роль природных процессов в геологической летописи. Учёному помогли в этом его геологические экспедиции по Приамурью и Восточной Сибири. Тысячи километров тайги, бездорожья, порожистых рек прошёл он в районах будущей трассы БАМ. (Отметим, что её нынешнее направление вдоль реки Нюкжи было выбрано Ефремовым; в истории БАМа его имя по справедливости значится в списке первопроходцев.)

Эти экспедиции, связанные с геологической разведкой будущей трассы и с поисками минерального сырья, на первый взгляд не имели ничего общего с работой «охотника за ископаемыми». Ефремов-геолог работал в так называемых складчатых сооружениях сложного геологического строения, отражавшихся в рельефе горными хребтами и высокими участками континентальной суши. Именно отсюда начиналось «потоков рожденье и первое грозных обвалов движенье». Все это совершенно не походило на спокойный рельеф европейской равнины, где он проводил обычно палеонтологические раскопки. Перед мысленным взором возникали вздыбленные страницы каменной книги Земли. Смятые когда-то в складки горных хребтов, они разрушались, и продукты выветривания за многие миллионы лет перемешались к краям континентов, в пониженные участки осадконакопления. На этом длительном пути происходило отчётливое разделение продуктов разрушения: в высокогорьях преобладали огромные глыбы пород и каменные россыпи; по мере выветривания и перемещения в пониженные участки они уменьшались в размерах, становясь сначала крупными валунами в руслах рек, а затем галькой и гравием. Именно в этом виде они и поступали в области осадконакопления. А ещё более мелкие частицы – песок и глина – выносились потоками далеко за береговую линию. Только понимание физических процессов выветривания позволило осознать их роль и масштабы в геологическом времени. Из «потока» осадков, извечно перемещавшихся по поверхности литосферы, полнее и лучше всего сохранялись те, что накапливались в прибрежных участках крупных водных бассейнов, в шельфовых зонах.

Вместе с тем процессы разрушения суши, аналогичные современным, во все геологические эпохи протекали в биосфере с её растительным и животным миром, различиями климатов, ландшафтов, экологических условий. Остатки организмов разрушались на месте гибели или включались в процесс перемещения осадков, где на длительном пути переноса «перемалывались» вместе с ними. В результате в захоронение попадали обычно лишь останки тех животных, что обитали вблизи мест осадконакопления. Таким образом, весь «поток» материальных свидетельств жизни прошлого проходил через «фильтры» процессов разрушения.

Благодаря этим представлениям в сферу тафономии включалось не только формирование геологической летописи, но и вся история преобразования лика Земли; тафономии стала стройным учением о закономерностях формирования геологической летописи.

Значение тафономии в палеонтологии, помимо её практической стороны – поисков и изучения местонахождений, состоит в том, что она способствует формированию объективных представлений об эволюции органического мира. Воссоздание природы прошлого с помощью тафономии приобретает в практическое значение. Ведь толщи осадочных отложений (и полезные ископаемые, связанные с этими отложениями) отражают климаты прошлых эпох: одни типы отложений и полезных ископаемых связаны с сухим климатом (например, месторождения калийных и каменных солей); другие, наоборот, образовались в условиях тёплого, влажного климата (месторождения углей). Тафономии помогает оценивать перспективы поисков тех или иных полезных ископаемых.

Вполне показателен пример тафономического подхода самого Ефремова к изучению далёкого прошлого гобийской части Центральной Азии. По данным некоторых прежних исследователей, центральноазиатский материк был в мезозое пустыней с бедным растительным и животным миром. Но многие находки в разных местах МНР говорили о широком распространении местонахождений динозавров и древних млекопитающих. А в захоронения переходят преимущественно многочисленные, преобладающие виды животных. Обилие останков свидетельствует о большой численности животных в некоторые эпохи. Следовательно, предположение о пустынности Монголии ошибочно: обилие животных указывает на обилие растительности. В свою очередь, такие условия благоприятны для громадных, но ещё не найденных динозавров. И экспедиция под руководством Ивана Антоновича в 1946-1949 годах действительно обнаружила «кладбища» крупнейших динозавров – растительноядных, хищных, панцирных, – собрала множество останков черепах, крокодилов, обнаружила захоронения древнейших млекопитающих. Реконструкции некоторых из этих животных показаны на рисунке в заставке статьи.

Результаты экспедиции коренным образом отвергали прежние представления о геологической истории Гоби, о том, что она якобы была засушливой пустыней с редкими оазисами жизни. Было доказано, что значительная часть Центральной Азии в течение многих десятков миллионов лет была заболоченной низменностью с богатейшей флорой и фауной. Этот вывод усиливал положительную ориентацию на поиски месторождений углей и погребённых пресных вод, которые дают сегодня новую жизнь полупустынной Гоби. Кроме того, тафономические выводы Ефремова, подтверждённые последующими экспедициями, позволяют рассматривать Гоби как неисчерпаемую палеонтологическую сокровищницу. По-видимому, мы стоим пока в самом начале раскрытия палеонтологических богатств Гоби.

Итак, тафономия как направление исследований объединяет геологию с её летописью – «листами каменной книги» – и биологию, поскольку палеонтологические объекты – окаменелости – изучаются так же, как живые организмы. При этой своей двойственности тафономия в первой части вносит много нового в расшифровку процессов, меняющих лик Земли; во второй части даёт расшифровку органического мира прошлого, объясняет неполноту и особенности палеонтологической летописи.

Тафономия и палеонтология занимаются изучением природы минувших эпох. Человек как феномен природы всеми своими корнями уходит в далёкое прошлое. Без познания прошлого, как писал Иван Антонович, нельзя понять ни появления, ни исторического формирования человека. Поэтому тема времени так многопланово звучит во всём творчестве выдающегося учёного и писателя. Он ведёт её от глубин необозримо далёкой палеонтологической предыстории человечества к древним цивилизациям Египта и Греции, через настоящее к будущему – к эпохе Великого Кольца.