Е.Д. Зозуля

В этом году [в 2011] исполняется 120 лет со дня рождения одного из моих самых любимых писателей. Интересно, хоть кто-нибудь вспомнит? Выдающийся писатель. Да, все мы знаем Оруэлла, Замятина, но почему-то творчество Ефима Давидовича всегда оставалось в тени, что ещё больше привлекает моё внимание. Вполне возможно, что прямая подача его произведений воспринималась (точнее не воспринималась) критиками и обществом как удар сапогом в лицо! Или даже как плевок в общество. Поэтому на его произведения внимания не обращали.

Подумать только, единственное издание – трёхтомник – был издан один раз ещё до Войны и больше ни разу не переиздавался!!!

Критику его я почти не читал, да и нет её вовсе. Только последнее время в Интернете можно было найти отрывки из его биографии.

Стилистически его произведения нельзя назвать ни фантастикой, ни антиутопиями, ни уж тем более утопиями. Это скорее притчи, с чёрным юмором и грубоватой сатирой. И опять же, меня удивила прямая и жёсткая, срывающая шаблон, подача материала. Вычитал, что Зозуля разделял идеи Революции и придерживался социалистических взглядов. В повести "Мастерская человеков" (да, именно так) это очень хорошо видно. Очень многоплановое произведение, хотя некая социальная ориентированность мне не очень понравилась. Идея построения нового человека. Человека будущего. Сверхчеловека. Построения практически в буквальном смысле - из кусков правильных людей, строящих после Революции новую страну - СССР. Создание нового сверхчеловека-Франкенштейна! Не понимаю, почему это в школе не преподавали и не преподают?

В рассказе "Гибель Главного Города" практически идеальным образом описана захватническая политика так называемого "западного мира" (читай - США). В этом рассказе захват Главного Города пришлыми врагами происходит в этаком издевательски-раздражающем стиле, со смехуёчками и «плюшками», но тем не менее, война остаётся войной... Захватчики вынуждают переделать правительство Главного Города по своим «демократическим» правилам.

Особым декретом победителей правительство Главного Города было смещено, а парламент распущен.
Вместо того и другого победители предложили Главному Городу выбрать «Правительство Покорности» из шести человек.
1. Министр Тишины. Его задача — сведение шума Главного Города к минимуму, чтобы не тревожить обитателей будущего Верхнего Города.
2. Министр Вежливости. На его обязанности — оградить кадры рабочих и инструкторов, строящих Верхний Город, от агитации, эксплуатации чувства жалости, а также от оскорблений, насмешек и причинения всяческих неприятностей.
3. Министр Ответственности. Он отвечает за благонадежность жителей Главного Города, гарантирует путем создания строго научной системы абсолютную физическую и психологическую невозможность покушений снизу на благополучие и спокойствие Верхнего Города.
4. Министр Количества. Обязанность — нормировка и, если нужно, сокращение прироста населения, чтобы перегруженность Главного Города не отразилась как-нибудь на благополучии Верхнего Города.
5. Министр Иллюзий. Обязанности — грандиозными декорациями создавать иллюзию неба, где это представится возможным.
6. Министр Надежд.
Последний должен развивать в жителях Главного Города дух мудрой надежды на улучшение обстоятельств в будущем.

Очень много чего напоминает, правда? "Правительство покорности", как вам?! А ведь это 1918 год! Хотя, вполне возможно, что Зозуля показывал не совсем то, что увидел я. Но ведь это и есть искусство! Каждый видит в произведении что-то своё; то, что может или хочет увидеть...

"Живая мебель" – с помощью античеловеческой сатиры в достаточно гротескном стиле показано капиталистическое общество. А на самом деле - любая современная модель мира, практически любой страны. Обычные люди, низы, пролетариат, в конечном счёте для правительства и власть имущих ничто, пыль, быдло, пролы, нумера, "живая мебель"...

В ультрамизантропском «Рассказе об Аке и человечестве» рассматривается идея выбраковки человеков по критерию нужности/ненужности.

Ещё идея пришла, что было бы здорово экранизировать какой-нибудь рассказ Зозули в стиле старых депрессивных кукольных мультиков! Это была бы бомба! Вот только кишка тонка у наших режиссёров и продюсеров поднять такой проект.

Ниже помещаю заметку Бориса Ефимова о забытом писателе.

Ефим Зозуля? — может спросить иной читатель нового поколения. — Что-то не знаю такого.
Охотно этому верю. И потому позволю себе сразу же привести коротенький рассказ-новеллу несправедливо забытого писателя.

"Был один медник, очень недовольный жизнью. Ему ничего не нравилось. Лицо у него было косое, злое и испуганное. В будни он работал, а в праздники бродил по городу, изливался желчью и все критиковал. Но никому о критике своей не говорил. Боялся.
Так прошло тридцать лет.
К косому и испуганному лицу его прибавилась седая, косая, ехидная борода. А он все злился и все критиковал.
Наконец решил излить злобу. Придумал пакость.
Сам изобрел и выстроил огромную медную трубу, которая, если завести в ней особую пружинку, могла прорычать на весь город самое неприличное ругательство.
Десять лет он строил эту трубу. И вот ночью собрал трубу, высунул в окно, завел пружину на семь часов утра, затем быстро уложил свои вещи, побежал на вокзал и — уехал.
В заведенный час труба прорычала свое ругательство. Но был уже рассвет. Пели петухи. Звенел трамвай. Грохотали телеги. Оглушительно свистели поезда.
И рёв медниковой трубы потерялся в звуках жизни. При синем небе и восходящем солнце, в свежей радости утра неприличное слово прозвучало, как благословение.
А отсутствия старого медника никто не заметил".

Эта, на первый взгляд, простенькая, несколько забавная притча пронизана тем светлым жизнеутверждающим мировоззрением, лежащим в основе всего творчества Зозули.
Нелегкими были молодые годы писателя. Он познал и изнурительный труд чернорабочего, и издевательскую муштру царской казармы, и неволю тюремной камеры за участие в революционном движении. Но это не мешает ему получить серьезное самообразование, изучать философию, увлекаться учением Спинозы, увлекаться искусством, писать о нем статьи, которые, впрочем, никто не печатал.

Но никакие жизненные испытания не лишают его оптимизма, тяги к творчеству. И он добивается своего — его рассказы, новеллы, очерки появляются в печати.

Я познакомился с Зозулей в бурном восемнадцатом году в Киеве и как-то сразу с ним подружился. Уже тогда он мне понравился своим добродушным лукавым юмором, какой-то мудрой рассудительностью. Остросюжетные события, и это естественно, происходили не только в политической и общественной, но и личной жизни людей. Под гром и тревоги гражданской войны люди жили своей жизнью: влюблялись, ревновали, сходились, расходились. Как-то Зозуля познакомил меня и моего брата Михаила со своими друзьями из Москвы — поэтом Александром Вознесенским и его женой актрисой Верой Юреневой. И так случилось, что между Михаилом и Юреневой начался роман. Зозуля был этим крайне недоволен.

— Зачем это? — говорил он мне, слегка потряхивая головой (у него был легкий тик). — Не будет из этого ничего хорошего.
И, как положено писателю, мыслящего образами, продолжал:
— Застанет их Вознесенский, ударит Кольцова палкой, выбьет глаз. Что тут хорошего?
— Зозулечка, — засомневался я. — Ну, почему обязательно выбьет глаз? Может быть, обойдется серьезным разговором?
— Не знаю, не знаю, Боречка, мне представляется именно такая картина. Палкой в глаз.
Это предположение, не скрою, весьма меня напугало, и я даже решился заговорить на эту тему с братом, но он только от меня отмахнулся. Действительно, никаких трагедий не произошло — Вознесенский примирился с фактом и скоро нашел утешение в лице одной из слушательниц созданной им Студии экранного искусства, а Кольцов и Юренева вступили в добрые супружеские отношения.
— Ну вот, Зозулечка, все и обошлось, — сказал я.
— Жизнь — это сложная штука, Боречка, — наставительно и с легкой улыбкой ответил он. — Одна семья распалась, другая образовалась. Глаз остался, но осталась и палка.

Начавшаяся в Киеве дружба с Зозулей, крепкая, искренняя, душевная, продолжалась и в Москве.
Зозуля был в числе маленькой группы писателей и журналистов, по инициативе которых в 1923 году возник журнал "Огонек". Он с увлечением и жаром окунулся с первого же номера в работу по редактированию и выпуску журнала, с радостью вдыхая в себя, как он сам выражался, "воздух типографии — нежную и суровую смесь краски, скипидара, свинца и пыли". Пятнадцать лет Зозуля проработал в руководстве "Огонька". С его именем связано также создание популярной Библиотечки "Огонька".

Редакционная работа сочеталась у него с писательской. Из-под пера Зозули выходит ряд рассказов и новелл. Его литературная манера отличается какой-то особой, присущей ему острой наблюдательностью, вдумчивым и зорким интересом ко всем бесконечно большим и бесконечно малым явлениям окружающего мира. С неиссякаемой писательской любознательностью Зозуля подходит к сложной путанице человеческого общества. Он смотрит на жизнь не через натуралистические очки, а прибегает к социальной фантастике, образно говоря, чередуя в своих руках микроскоп и телескоп, рассматривая то обобщенные социально-философские схемы ("Гибель главного города", "Рассказ об Аке и человечестве", "Студия любви к человеку"), то ничтожные происшествия серенькой жизни маленьких людей ("Прислуга", "Хлеб", "Тиф").

Много и плодотворно трудясь как писатель и редактор, Зозуля одновременно вел большую общественную работу как воспитатель литературной молодежи. Он организовал при "Огоньке" известные литературные декадники, на которых для чтения и обсуждения новых стихов собирались за "круглым столом" молодые поэты. При отеческой помощи и внимании Зозули многие из них именно на страницах Библиотечки "Огонька" увидели свои произведения впервые напечатанными. Среди них ставшие впоследствии широко известными, С. Михалков, К. Симонов, Е. Долматовский, М. Алигер, С. Васильев, Я. Смеляков и другие. Вот как вспоминает об этом поэт Сергей Васильев:

Был такой Ефим Зозуля,
друг поэтов молодых,
как по компасу, бывало,
выводил он в люди их.
...Все там были — ели-пили,
начинали путь с азов —
Михалков, Ошанин, Кедрин,
Коваленков, Железнов.
Все нетвердо танцевали
от заглавной буквы "А" —
Алигер и Долматовский,
и покорный ваш слуга.

В середине 20-х годов после долгого перерыва стали возможными для советских граждан зарубежные поездки, и мы задумали с Зозулей поехать в Берлин. То была нелегкая затея — получить французскую визу на советский паспорт представлялось невозможным. Нам пришлось приложить немало усилий, чтобы устранить все препятствия. В то же время при пересечении нами германско-французской границы никто не поинтересовался ни нашими паспортами, ни нашими визами. Мы просто перешли с одной вокзальной платформы на другую и сели в поезд, который через несколько часов доставил нас на Гардю Нор (Северный вокзал) Парижа. Не зная усталости бродим по улицам, площадям и бульварам знаменитого города, поднимаемся на Эйфелеву башню, не без волнения стоим у импозантного мемориала Наполеона, гуляем вдоль бурлящих Елисейских полей, по узкой каменной лестнице поднимаемся на вершину Собора Парижской Богоматери, почтительно стоим у стены Коммунаров на кладбище Пер-Лашез. Короче говоря, совершаем классическое, элементарное знакомство с достопримечательностями Парижа.

...Промчались годы. И все они были отмечены неизменной, "нержавеющей" дружбой с Кольцовым и со мной. Но пришли тяжелые времена. Безвременная гибель Кольцова была тяжелым ударом не только для меня, его родного брата, но и для Зозули, его ближайшего друга. Само собой, он был не только отстранен от работы в "Огоньке" — перед ним закрылись двери издательств, произведения его больше не печатали.

...Писатель Ефим Давыдович Зозуля погиб на фронте суровой военной осенью 1941 года. Четвертого июля пятидесятилетний писатель ушел в ряды московского ополчения. Ушел, чтобы драться за свою страну, за свою Москву, в которой он родился, за все, что он любил и чем дорожил в жизни.
Ушел, чтобы больше не вернуться в свою маленькую семью, к своим незаконченным рукописям...