Фантастика «чистая» и «нечистая»

Источник: журнал «Смена» №11, 1971 год, автор: Е. Парнов.

Башня Солнца над шумной и многоязыкой ярмаркой в Осаке. Мучительное и торжественное восхождение от мёртвой материи к высшим формам жизни и разума; величественная лестница эволюции. Бог создал человека по своему образу и подобию, человек отплатил ему тем же. Этот мудрый афоризм должен приходить на память, когда эскалатор несётся мимо разноцветных причудливых масок. Здесь, наверное, боги всех времён и народов, грозные и милостивые, с ликами устрашающими и прекрасными. Мифология человечества. Его долгий сон, его прошлое. Всё дальше и дальше уводит лестница эволюции, к иным высотам, к иным свершениям. Торжество разума и гармонии, космическое будущее Земли. Это уже иная мифология, рождённая нашим прекрасным и трагическим веком.

Не случайно, очень не случайно то, что в числе тех, кто задумал этот величественный памятник истории побед и заблуждений человека, ведущие фантасты Японии. Научная фантастика – уникальное детище культуры нашего века, мост между могучими путями познания – наукой и искусством. Впервые научные фантасты мира встретились за одним столом. И опять, наверное, не случайно, что произошло это в Японии в год Всемирной выставки. Фантастика оказалась права: человечество действительно превратилось в космический фактор. В этом можно было наглядно убедиться, побывав в павильонах СССР и США. Но то, что фантастике – космической, земной и подводной, целиком был посвящён один из японских павильонов, удивило даже научных фантастов. Конечно, не самих японцев, много сделавших для того, чтобы фантастика стала повседневным элементом культурной жизни их страны.

Фантастика в послевоенной Японии действительно развивается исключительно бурно. Этот поразительный рост удивителен даже для страны с такими богатыми «фантастическими традициями», как Япония. Советский читатель знаком с новеллами Уэда Акинари «Луна в тумане», великолепной повестью о привидениях «Пионовый фонары» Санъютэй Энте и повестью Акутагавы Рюкоскэ «В стране водяных». Полюбилось читателю и творчество выдающегося современного фантаста Кобо Абэ, создавшего «Четвёртый ледниковый период», «Женщину в песках», «Чужое лицо».

Внешне японскую фантастику можно сравнительно легко разделить на течения, характерные для фантастики европейской. Тут и готический роман с привидениями, где сверхъестественное на поверку окажется мнимым, и странная тревожная фантастика, граничащая с иррациональным, близкая к Кафке и «Поминкам по Финнегану» Джойса, и тонкая акварель, вся сотканная из одного настроения, подобная некоторым рассказам Брэдбери, и почти классический роман-предупреждение. Но это только внешняя сторона. Как «Пионовый фонарь» ничего общего не имеет с романами Анны Рэдклифф, так «Четвёртый ледниковый период» – явление чисто японское. Как приходя с работы, японец снимает европейский костюм, ботинки, галстук и переодевается в кимоно и сандалии, так атмосфера исследовательского института, американизированные отношения, сигареты и виски являются только внешним каркасом романа Кобо Абэ «Четвёртый ледниковый период». Истинные отношения героев, их мораль, взгляды на жизнь, смерть и любовь – то есть всё то, из чего слагается душа человека, совсем иные, чем это может показаться при беглом знакомстве. И ключ к ним – японская классика, японская культура, японский характер.

Но Кобо Абэ отнюдь не традиционалист, искусно замаскировавшийся под новатора в «западном» стиле. Он действительно новатор, в том числе и в научной фантастике. Ведь конфликт «Четвёртого ледникового периода» выходит далеко за рамки конфликтов его героев. Это не частная проблема, даже не узко японская проблема. Кобо Абэ исследует вопрос общемирового значения. Если можно коротко сформулировать его, то он звучит так: «Готовы ли люди к встрече с будущим?» Этой проблеме суждено было занять главное место на Токийском симпозиуме.

Представители пяти стран собрались в Токио, чтобы обсудить коренные проблемы научной фантастики. Это мало по сравнению с 90 странами-участницами ЭКСПО-70, но всё же Токийский симпозиум был подлинным всемирным форумом, ибо литература, которая выходит на русском, английском и японском языках, составляет свыше 90 процентов мировой научной фантастики.

Какие же проблемы обсуждали в Токио и Нагоя фантасты Японии, Англии, США, Канады и Советского Союза? К чему они в итоге пришли? Научная фантастика, ещё совсем недавно считавшаяся литературой второго сорта, завоевала ныне необыкновенно широкую аудиторию. Научно-фантастические книги печатаются большими тиражами, различные издательства выпускают альманахи и сборники, повсеместно организуются клубы любителей фантастики. Как показали представленные на симпозиуме обзоры, фантастика существует ныне во многих странах мира.

В чём же причина её популярности? В остросюжетности? В стремительности развития действия и неожиданности развязки? Ведь именно эти качества сделали фантастику достойной соперницей детектива. А может быть, есть нечто, делающее фантастическую литературу совершенно уникальной?

В настоящее время чётко видны сдвиги, происшедшие в фантастике за последние годы. Фантастика отошла от технологии и обратилась к точным наукам, философским и социальным проблемам. И это тесно связано с особенностями науки сегодняшнего дня. Открытие странных частиц и резонансов, поиски единой картины физического мира, проникновение в область пространства мегамира и в ультрамалые области элементарных ячеек, ферментативный синтез белка, расшифровка наследственного кода, создание «думающих» машин, моделирование эмоций и многое другое – всё это наложило отпечаток и на сознание людей и, естественно, на литературу.

Секрет популярности научной фантастики не только в том, что она прививает интерес к науке, «вербует» в неё увлечённую молодёжь, знакомит широкую общественность с научными методами познания, воспитывает научное мышление. Главный эффект её воздействия заключён в вовлечении читателя в круг столкновений человеческих характеров, взглядов, стремлений. При этом конфликты разыгрываются не столько вокруг личных взаимоотношений героев, сколько вокруг поисков лучших путей и истине. Всё личное, мелкое отступает перед величием этой истины, на которую не может быть монополии, перед которой одинаково равны и академик и лаборант. Атмосфера поиска, напряжённая, не затихающая битва идей, наконец сопереживание с героями – именно это раскрывает перед читателем гуманный или, напротив, преступный путь, по которому могут быть направлены завоевания науки. Именно это ищет читатель, и прежде всего молодой, на страницах фантастических книг, а не пророчества по поводу развития науки через тысячу лет.

Многочисленные читательские конференции показали, что благодаря фантастике значительная часть вчерашних студентов была вовлечена в науку. Можно привести любопытные статистические данные. 40 процентов московских студентов-физиков избрали свою специальность под влиянием тех или иных фантастических книг. 40 процентов молодых научных сотрудников – физиков, астрономов, астрофизиков впервые задумались о будущей специальности в последних классах школы, прочитав «Туманность Андромеды» И. Ефремова. Это – знамение времени. Научное творчество немыслимо без полёта фантазии, без логического исследования самых парадоксальных и отнюдь не самоочевидных проблем. На роль фантастики в выборе своего научного пути неоднократно указывал пионер звездоплавания Циолковский, имена писателей и фантастов упоминались на прессконференциях наших космонавтов.

Фантастика, как правило, отражает сегодняшний день науки независимо от века, в котором протекает действие произведения. Основные герои фантастики – учёные нашего времени, люди, с которыми встречался почти каждый человек: на заводе, животноводческой ферме, в учебном заведении или больнице. Воображение писателя наделило их волшебной властью над пространством и временем, жизнью и мёртвой природой. Эти люди могут делать то, что делают или только мечтают свершить наши современники. Есть лишь одна существенная разница. Герои фантастических произведений всё делают гораздо лучше и быстрее, в итоге они способны творить чудеса, вполне объяснимые, однако, постулатами воображаемых наук будущего. Поэтому читатель может проследить весь путь научной идеи от её возникновения до конкретного воплощения в какие-то, пусть совершенно фантастические формы. И не так уж важно при этом, в каком точно веке действуют эти знакомые и понятные люди.

И если фантастика, как литература, прямо часто не задаётся целью популяризации научных идей, то в своей внутренней логике, в принципах анализа она непосредственно приближается к науке. Для неё характерно как бы размышление вслух о путях и превращениях идей. Писатель-фантаст всегда ставит эксперимент. Даже если это весёлый эксперимент, что характерно, скажем, для юморесок Синити Хоси, или трагический, как это часто имеет место в творчестве Фредерика Пола, представлявшего на симпозиуме фантастов Америки.

Нельзя упрекать писателя за якобы «ненаучность» посылки. Теория относительности запрещает путешествие в прошлое, однако машина времени давно уже стала традиционным атрибутом фантастики. В одном из рассказов Сакё Комацу – президента Всемирного симпозиума и величайшего фантаста Японии – существует даже постоянно действующий туннель из современности в эпоху Эдо. Но путь развития фантастической посылки уже не должен грешить против истины. Здесь требуется самая строгая достоверность. Точно так же обстоит дело и с конечными выводами. Они целиком мотивируются характером посыпки. Поэтому они предполагают однозначность решения, его доказанность. И здесь любая ошибка, любая неточность могут стать роковыми. Стоит утратить доверие читателя даже на незначительном эпизоде, и не спасут тогда ни острый сюжет, ни блистательное описание далёких миров.

С другой стороны, точное и достоверное развитие даже самой противоречащей очевидности посылки не противоречит принципам научной фантастики. Такой приём характерен и для науки. Естественно, что многие авторы пользуются и развитием идеи «от противного» и приведением идеи «к абсурду». Уподобление художественного произведения геометрическим теоремам, конечно, не предполагает полной аналогии между ними. Речь идёт лишь о внутренних аналогиях в методе. Приёмы же здесь совершенно различные. И научная фантастика всегда будет оставаться литературой, она никогда не станет наукой. С этим, думаю, в конце концов согласились все участники симпозиума. Даже такой «фантастический технократ», как Артур Кларк, предсказавший в своё время спутник связи.

Сближение науки и искусства – характерная тенденция нашего века. Оно идёт сразу по нескольким направлениям. И если сегодня, к примеру, анализом поэтики Пушкина и Маяковского успешно стали заниматься математики, то можно только гадать, в какие формы выльется рождающаяся на наших глазах научная эстетика. С её проявлениями мы встречаемся повсеместно. От исследователей часто можно услышать слова вроде «красивая формула», «изящный вывод», «ювелирный эксперимент». Это не случайное сочетание слов. Пол Дирак, получив свою знаменитую формулу, открывшую окно в антимир, долго сомневался в её физическом смысле. Но формула была красива, и, как говорят, это решило дело. Важнейшая формула квантовой механики прошла проверку эстетикой!

Фантастика вносит в научную проблему недостающий ей человеческий элемент. Она становится или должна стать своеобразным эстетическим зеркалом науки. Так, И. Ефремов считает, что в фантастике учёные увидят то, что иногда трудно осмыслить им самим, – действие их открытий и опыта в жизни и в человеке, причём не только положительное, но иногда и трагически вредное.

В последнем случае имеется в виду так называемый «роман-предупреждение». Этот вид литературы, блестящими представителями которого на симпозиуме были Джудит Меррил (Канада) и Брайан Олдис (Великобритания), имеет давние традиции. Ещё Джек Лондон фантастически гипертрофирует в романе «Железная пята» современные ему тенденции американской жизни, предупреждая о грядущем тоталитаризме финансовой олигархии. Поэтому вряд ли правы те, кто называет «роман-предупреждение» детищем атомного века. О чем бы ни говорилось в таком романе – об атомной войне или об угрозе возрождения нацизма, о механизации человечества или просто о негативных сторонах отдельно взятого научного открытия, – прежде всего разговор идёт о личной ответственности учёного перед обществом. В этом проявляется не только свойственная настоящей фантастической литературе гуманистическая, гражданственная тенденция, но и обратная связь фантастики с её питательной средой – наукой.

Но «роман-предупреждение» лишь тогда достигает своей цели, когда он не просто показывает зло, но вскрывает его социальные корни, активно с ними борется.

На Токийский симпозиум приехали виднейшие фантасты Англии и США. Советские читатели довольно хорошо знакомы с их творчеством. Достаточно упомянуть того же А. Кларка, большинство произведений которого переведено на русский язык.

Многое можно было бы сказать об индивидуальности творческой манеры этих прогрессивных писателей, о разнице в видении мира и оценках тех или иных событий. Но сегодня создаётся несколько парадоксальная ситуация. Дело в том, что и Кларк, и Олдис, и Пол, и Джудит Меррил, несмотря на все индивидуальные особенности их творчества, одинаково нетипичны для западной фантастики. Сколь бы громадными тиражами ни выходили их произведения, они буквально тонут среди океана «фантастики» иного рода. На Западе её называют «нечистой».

«Нечистая» фантастика – это бульварщина, наполненная призраками, чудовищами, катастрофами, убийствами, порнографией. Мутный поток «Бэм», «Эмэс» и «Юл» призван, с одной стороны, оглушить читателя, посеять страх и неверие в свои силы, в возможность предвидения и управления будущим. «Бэм» – это литература так называемых ужасов и чудовищ. Она наполнена страшилищами, чудовищными насекомыми, которые либо обрушиваются на Землю из космоса, либо подстерегают исследователей на далёких планетах.

Литература, скорее коллекция сумасшедших учёных, «Эмэс» в разных видах воспевает маньяков, совершивших страшное научное открытие, грозящее уничтожением планеты, полным истреблением людей. Есть ещё один вид фантастического чтива, который тоже получил насмешливое название литературы катастроф, «Юл». Здесь сверхъестественные взрывы сверхновых звёзд уничтожают цивилизации, здесь сжигается пространство, аннигилирует вещество, ломается время, миры сталкиваются с кометами из антиматерии. Часто подобные кошмары являются не чем иным, как возрождением на атомном и космическом уровне средневекового мистицизма. У английского писателя Льюиса бог сражается с Сатаной на обитаемых планетах Солнечной системы. У американца Уолтера Миллера (роман «Гимн Лейбовицу») на испепелённой атомной катастрофой Земле первой возрождается... римско-католическая церковь.

В таких произведениях проводится зашифрованная идея о том, что будущее нельзя конструировать по воле человеческой и оно, неизбежное, как злой рок, несёт людям трагическую кончину. Эта идея имеет определённую генетическую связь с милитаризацией капиталистических стран. Смысл её не мудрён: если наука сегодняшнего дня отдаёт свои лучшие силы на создание новейших видов вооружения, то вряд ли будущее внесёт изменения в сложившуюся ситуацию. Дух обречённости порождает водопад романов, повестей, рассказов, в которых планета Земля гибнет, объятая атомным пламенем войны.

С другой стороны, «нечистая» фантастика пытается представить, что если будущее не несёт людям облегчения, то естественна мысль считать существующий порядок вещей наиболее благоприятным и надёжным, сохранить настоящее и продлить его неизменным на многие века. Социальный рикошет этой фантастики заключается, таким образом, в укреплении современного капиталистического строя. Перечёркнутое будущее – это, пожалуй, самое чёрное из её деяний.

Советская фантастика всегда была проникнута духом оптимизма. И если говорить о связи формирования научного мышления с фантастикой, то особенно следует сказать о жизнеутверждающем характере лучших произведений советской фантастической литературы.

Новые мотивы в разрешении социальных конфликтов будущего внесены и писателями-фантастами социалистических стран. Безысходной альтернативе – либо гибель человечества в огне термоядерной войны, либо дальнейшее развитие капиталистического общества до своего вырождения в автоматизированный ад – противостоит вера в силы разума, в возможность создания в будущем прочного и справедливого мира, вера в общество, свободное от эксплуатации.

Фантастике свойственно говорить о будущем. Именно это, собственно, и сделало её любимым жанром молодёжи. Она стала ныне могучим средством воспитания, активным орудием прогресса. Поэтому самым отрадным итогом Токийского симпозиума явилась единодушная убеждённость его участников в том, что писатели-фантасты должны бороться за светлое будущее.

«Будущее в наших руках» – эти слова на многих языках были написаны перед выходом из Башни Солнца.