«Новое» искусство и «четвёртое измерение»

Попалась любопытная статья Сергея Маковского из журнала «Аполлон» №7, 1913 год.

С.К.Маковский – известный критик всего авангардного и прогрессивного, постоянно громивший прорывные идеи в частности и на страницах «Аполлона», где он работал в качестве издателя и редактора.

Данная статья интересна несколькими аспектам. Во-первых, это критика как таковая современных на тот момент направлений авангардного искусства и прогрессивных идей. Хотя критика эта довольно хилая, с изрядной долей агрессии и банальных «наездов», что говорит о неуверенности автора в себе и в своей аргументации, и о некоторой растерянности. Во-вторых, в статье затрагивается влияние идей П.Д.Успенского на художественный авангард, хотя его фамилия даже не упоминается.

Уже тогда в московско-питерском андеграунде, часть которого была увлечена новыми религиозно-философскими идеями, ходила книга П.Д.Успенского «Tertium organum», изданная в 1912 году (в 1909 году, по-моему, издавалась ещё одна его работа), и весьма странно, что Маковскому – человеку, вращающемуся в кругах тогдашней культурной элиты, эта книга не только не попадалась, но и, похоже, что он вообще о ней не слышал, т.к. приводит в примеры Римана, Канта, Гинтона, да кого угодно, но не Успенского, который в своём труде очень подробно «разжевал» концепцию «четвёртого измерения». И если уж Маковский берётся «громить» непонятные ему идеи, то ему было бы как минимум нелишним, разобраться кто там, что, да как...

Я не понял «претензий» Маковского, которые, на мой взгляд, заключаются в банальном, «ну так нельзя, ребята!». А почему нельзя? «Да потому что я так сказал!» Вот и вся «критика»... Просто человек не обладает ни фантазией, ни любопытством, ни абстрактным мышлением, ни хотя бы философским складом ума. А что делать тогда такому «обделённому»? Правильно! Становиться критиком!

Странно, Советского Союза ещё не было, а партийно-цензурная риторика уже была. Через 70 лет примерно те же самые «претензии» будут предъявляться рок-музыке.

Маковский приводит нелепые аргументы, путается между временем и пространством, противопоставляет науку и искусство, ставит искусство на службу религии (?!), трясётся за старое и «духовное», оберегая его от неизбежно наступающего «материального» и «бездушно-машинного», как будто бы это что-то плохое...

Ладно, читайте статью, попробуйте разораться сами...

Всё труднее говорить о наших кубистах, футуристах, лучистах, орфеистах (и прочих «-истах» «передовой» живописи) серьёзным тоном. Не потому, что сами юные жрецы «крайних» художественных течений – несерьёзны (предоставим эстетам из «Нового времени» укорять их огульно в шарлатанстве, мы думаем иначе), а потому что уж очень они... малограмотны.

Малограмотны не только как живописцы. Это бы ещё полбеды: в живописи недостатки знания, школы, могут до известной степени искупаться талантом, а кто скажет, что талантливых нет между юными «-истами»? Беда горшая в том, что они мнят себя писателями, не обладая для этого никакими данными, и выпускают целыми сериями книги, сборники и брошюры, в которых философствуют об искусстве вообще и о собственной живописи в частности. Тут малограмотность (и в прямом, и в переносном смысле), можно сказать, вопиет к небу.

Печатные произведения «-истов»... Нельзя представить себе более жалкой и комичной литературы: какая-то мешанина плохо воспринятых теорий, непонятых галлицизмов, метафорического многословия, бестолковых позаимствований у иностранных авторитетов и всяческой отсебятины «без хвоста и головы», как говорят французы. Ну, как тут быть серьёзным!.. После этой литературы, рассчитанной, конечно, на то, чтобы убедить нас в законности «крайних» художественных течений, в наших глазах только ещё карикатурнее становятся картины неистовых «-истов»!..

Итак, явление, по существу совсем нешуточное, скорее угрожающее и даже грозное, начинает казаться пустой пародией, и вместо внушительного отпора всему этому нашествию варваров, хочется добродушно рассмеяться над невежеством самонадеянных юнцов, вообразивших себя законодателями «нового» искусства...

Да не посетует на меня читатель за несколько цитат, в подтверждение этих жалоб, из последнего (третьего) сборника «Союза Молодёжи», с критическими статьями гг. Эд. Спандикова, А.Балльер, О.Розановой, Н.Бурлюка, М.Матюшина, В.Хлебникова и др. Эти статьи, действительно, какое-то состязание в претензионной малограмотности.

Цитирую по порядку. Сборник начинается статьёй г. Спандикова. Вот вступительная фраза: «А душа народов парит над вселенной, как ароматно-звучный цветок с лепестками, разметавшимися в разное время в тайные уголки на дно моря души мироздания, грязных (?) или сохранившихся (?) во всей своей наготе».

Что представлял себе молодой автор (кстати сказать, выставлявший не раз этюды, не лишённые художественного чутья), когда писал этот безвкусный набор слов? Что думал редактор, помещая его на первой странице Сборника?! Кто скажет?

Художник ли г. Август Баллер – не знаю, но проза его не менее курьёзна: «Вопросы искусства, – уверяет он, – они те, которые повсюду связывают (?) с вопросами общей культуры и частной... Были, в таком случае, и ещё суть следующие культуры и искусства: Кито-японское, индо-браминское, ацтеко-южно-американское, ассиро-вавилоно-египетское, сиро-еврейско-халдейское и ещё два: вотяко-персидское и другое».

Всё это, разумеется, настолько... дико, что даже не знаешь, всерьёз пишет юный критик (должно быть, очень юный?) или «шутит»...

Но вслед за ним г-жа Розанова уже наверное «не шутит», хоть нам и не легче от этого. «Искусство живописи, – заявляет г-жа Розанова, – есть разложение готовых образов природы на заключённые в них отличительные свойства мировой материи и созидание образов иных путём взаимоотношения (?) этих свойств, установленного личным отношением (?) Творящего»... и дальше в том же духе.

Г.Н.Бурлюк (не родственник ли это того г. Бурлюка, что в сборнике «Садок Судей» подписал: 6 рисунков fecit Давида Бурлюка?) – тот, положительно, ошеломляет нас своей учёностью. На протяжении нескольких страниц он сыплет с развязностью маэстро самым мудрёными иностранными терминами, по видимому очень смутно отдавая себе отчёт в их значении. Например: «Раньше прекрасное отвечало полноте психического индивида, теперь же оно заключается в создании константных систем в пределах планиметрического задания. Это, если можно так выразиться, кристаллизация в плоскости». Или: «У нас и заграницей явилось искусство, которое даёт локальные произведения, т.е. устанавливает связь между каждым (временным, местным) сознанием личности и идейной вечностью». Или: «Наконец, будучи метафизичны, скажем, что наше понимание живописного мира будет инфильтрацией его четвёртым измерением».

Г.Матюшин... Но не довольно ли? Читателя, неудовлетворённого этими выдержками, я отсылаю к самому сборнику «Молодёжи» (в особенности к «Разговору ученика с учителем» г. Хлебникова!). Иначе, право, пришлось бы переписывать всю книгу...

Увы, подобного рода книга «молодых» – явление не единичное. Можно уже говорить о целой литературе в том же стиле невежества и какой-то дикарской развязности. И невольно спрашиваешь себя: да почему же так случилось, что нынешние «передовые» художники – столь непросвещённое племя? Почему так случилось, что всё они перепутали и ничему не научились, ничего ни понять, ни сказать не умеют? Почему молодые живописцы последнего призыва, ставшие под знамя новаторства, столь  беспомощны и прямо комичны, как идеологи и пропагандисты новых теорий? Или это – наша вина, вина старшего поколения, не сумевшего внушить «молодым» уважения к искусству и культуре, допустившего их до одичания, поистине не бывалого?

Как бы то ни было, попробуем хоть немного разобраться в том, что хотят «доказать» наши кубисты и футуристы, как последнее слово эстетики. Постараемся на этот раз быть серьёзными!

Итак, что такое, в основных чертах, «теория» кубизма и футуризма? За что ратуют российские последователи Пикассо и Маринетти, не находя достаточно резких слов, чтобы отвергнуть, как неинтересное, устаревшее, всё художественное наследие веков? [В одной из своих полемических брошюр г.Дав.Бурлюк заявляет: «Музей русских уличных вывесок был бы во сто крат интереснее Эрмитажа»]. Какие крупицы идей после внимательной дешифровки остаются от всех этих трескучих и неграмотных фраз с иностранными словами и чисто русскими словечками?

Прежде всего, не будем смешивать кубизм и футуризм... не говоря о том, что кубизм есть только художественная «школа», а футуризм – целое мировоззрение (обратное «пассеизму», признанию прошлого), в которое догматика «нового» искусства входит лишь как элемент. Кубизм и футуризм, как «живописные течения», в сущности – противоположны. Кубизм – увенчание статики; это как бы завершение чисто формальных исканий, сведение всего видимого мира к красочной геометрии объёмов и плоскостей. Напротив, футуристическая живопись – динамична. Художник-футурист тоже пользуется геометрией, разложением предметов на объёмы и плоскости, но как средством для передачи движения, мировой динамики, ибо для футуриста психологический лейтмотив современности – «всё движется», pantacwraicaiouoenmenei.

Впрочем, за последнее время появились уже художники-метисы, в произведениях которых оба течения как бы сливаются. [Ссылаюсь на «авторитетное» свидетельство г. Ларионова: «Кубизм проявляется почти во всех существующих форматах: в классических, академических (Мецингер), романтических (Ле-Фоконье, Брак), реальность (Глез, Леже), кубизм в формах отвлечённого характера (Пикассо). При влиянии на кубистов футуризма, появляется переходный кубизм футуристического характера (Делоне, Леви, последние работы Пикассо, Ле-Фоконье)»]. Успели народиться, кроме того (головокружительно быстро ветвится «новое» искусство!) – «посткубизм, имеющий в виду синтез формы и противовес аналитическому разложению формы, неофутуризм, решивший отказаться совсем от картины, как от плоскости, покрытой красками, и заменивший её экраном (?), на котором цветная плоскость заменена светоцветной движущейся» и т.д. Но всё это уже подробности...

По теории кубизма вышла недавно любопытная, хотя тоже в достаточной мере бестолковая книга Metzinger-Glaise. Здесь рядом со здравыми и довольно обыкновенными мыслями о том, например, что после Мане реалистическое течение в живописи разделилось на поверхностный реализм – Моне, Сислей и др., и реализм глубокий – Сезанн, мы находим несколько парадоксов по поводу живописи настоящей и будущей, не лишённых остроты... Но из всех парадоксов наиболее заинтересовывает совет Metzinger современным художникам «отказаться от геометрии Эвклида», и «сосредоточенно подумать над некоторыми теориями Римана».

Кто такой Риман? Математик, известный своими трудами по четвёртому измерению... Так вот откуда Бурлюковская «инфильтрация» мира четвёртым измерением! И не он один, о четвёртом измерении толкуют нынче все сколько-нибудь уважающие себя «-исты»; все сделались математиками и метафизиками. Однако, на каком основании? Вот тут-то, по-моему, и заключается одна из любопытных разгадок «новой» живописи.

Как известно, существуют в наши дни математическая гипотеза, очень соблазнительная и с метафизической точки зрения, гипотеза о единстве, о слиянии двух кантовских «априорных интуиций» – пространства и времени, допущение, что время является четвёртым измерением нашего трёхмерного мира... Вот этим-то метафизико-математическим построением (рассказанным в популярной форме, ещё Уэльсом в знаменитой повести «The time machine») и воспользовались «новые» художники для своих целей, само собою разумеется, не осмыслив его до конца, что требовало бы посвящения в тайны очень высокой математики. Они решили, что искусство должно... воспеть четвёртое измерение. Ни больше, ни меньше. И надо отдать им справедливость – в качестве вандалов, разрушающих на пути своём все «старые ценности», они не могли придумать лучше, ибо, в самом деле, существует ли более старая «ценность», чем трёхмерная природа? И можно ли решительнее поставить крест на всей «старой» живописи, как отвернут этот старый, столько раз воспетый мир в трёх измерениях?!

Итак, оказалось, что «новая» живопись опередила зрение: жрецы её пишут уж не то, что видит человеческий глаз, а то, что подсказывают уму догадки высшей математики. Если же «толпа» не хочет этого понять – тем хуже для неё! «Толпа» видит кривые углы, диски, квадраты, трубы, намазанные веерообразные части рук, части голов, зажатые какими-то колючими полосами... «Толпа» видит подобие улицы с падающими в разные стороны крышами, подобие лошади, упирающейся ногами в небо, подобие извозчичьей коляски с колёсами, застрявшими на домовых трубах и фонарных столбах, и т.д,. и т.п. «Толпа» не знает: это и есть четвёртое измерение на плоскости.

Объясняемся. Логический ход умозаключений наших «-истов» следующий: в каждом трёхмерном предмете заключена возможность бесчисленных положений его в пространстве. Но воспринять этот ряд положений ad infinitum художник может только в соответственно различные моменты времени (напр., обходя вокруг предмета или заставляя его двигаться); следовательно, в данный момент предмет всегда представляется ему в одном каком-нибудь положении, т.е. неподвижным во времени. Происходит это от того, что сам-то художник движется во времени, т.е. находится в «четвёртом измерении»... Если же мысленно «выйти» из времени, т.е. стать как бы над временем, сделаться неподвижным во времени, то тогда получится совершенно обратное. Получится мыслимая текучесть во времени самого предмета (бесчисленный ряд его положений в один момент времени – для созерцающего художника), или предмет не в трёх, а в четырёх измерениях, что и можно выразить графически... заключая в одно пространство (в данном случае – плоскость картины) этот ряд положений предмета, хотя бы в обрывках и, конечно, лишь в известном приближении, ибо нельзя изобразить бесчисленность.

Вполне наглядно можно себе представить всё это, имея в виду предмет, движущийся в пространстве, например, колесо. Что такое движение колеса, как не бесчисленный ряд его положений в разные моменты времени? «Остановите время» – и эти положения как бы совместятся, сольются (потому что колесо-то – одно), и мы получим уже не трёхмерное колесо, а колесо в «четвёртом измерении». Далее, чтобы представить зрительно этот математический образ колеса, художнику остаётся только изобразить на картине множественность его положений, как бы развернуть кинематографическую ленту (конечно, настолько, насколько это нужно для возбуждения ассоциативной деятельности нашего мозга). Многие футуристические картины нагляднейшим образом иллюстрируют этот пример. Другие случаи этой «графической множественности» – изображение движения не предмета, а вокруг предмета, или внутри предмета, или комбинации этих движений. Например, знаменитая «скрипка» Пикассо принадлежит к последней категории «четырёхмерных изображений».

Вот в какие лабиринты отвлечённости заводят нас современные «передовые» художники»! Вот в каком смысле надо понимать восклицание одного из авторов в сборнике «Союза Молодёжи»: «Кубизм поднял знамя Новой Меры – нового учения о слиянии времени и пространства». Вот почему изобретатель «лучизма», М.Ларионов, говорит, что его живопись является скользящей, даёт ощущение вневременного и внепространственного, и в ней возникает ощущение того, что можно назвать четвёртым измерением. Вот на каком основании Metzinger советует «сосредоточено подумать над некоторыми теориями Римана»! Опять же, если не ошибаюсь, ссылается и на другого теоретика – Гинтона.

По мнению этого почтенного янки, наш глаз и весь наш зрительный аппарат, по точным данным оптики и психологии, очень несовершенны. В самом деле, мы видим предметы только с одной стороны, да и то весьма условно и приблизительно. Но интеллект «нового» человека должен исправлять ошибки зрения; надо научиться представлять себе всё видимое совсем иначе, «как бы в четвёртом измерении». Поэтому и художники не должны поддаваться наивно искушениям красоты, не должны изображать природу такою, как они видят, а какую в состоянии её вообразить люди с «высшим сознанием»... и т.д.

Поистине, надо жить в художественно-варварские времена, чтобы договориться до подобной ереси... Ибо что такое искусство, художество, если не служение красоте, и что такое красота, если не увенчание видимого мира, нашего старого и вечно юного, вечно милого мира «в трёх измерениях», который мы воспринимаем нашим глазом, столь несовершенным, по мнению футуристов? Неужто же навеки проститься с ним, проститься с «земным садом» во имя построенного мозгом иного мира, выросшего из математических формул и гипотез, пусть более «истинного», но всё же чудовищно чуждого нам? Неужто же настали сроки для превращения живописи в какую-то кабалистику четвёртого измерения? Значит конец? Finisartis?

Да нет же, нет, нет и нет! Между искусством и наукой не может быть точки совпадения. Это ложь цивилизованных варваров. Это клевета, недоразумение. Наука печётся об истине материальной; искусство – золотые сны. Наука преодолевает «три измерения», пространство, время, всё, что угодно; искусство же влюблённость наша в этот мир с пространством и со временем, хотя, может быть, оно и всегда неразлучно с мечтой об иных мирах... Но это же не мечта американских математиков!

Отвратительны научные щупальца, разрушающие поэзию земных миражей. Искусство – всё духовно, всё – о человеке и для человека, о Боге и для Бога, но оно не плод умозрений и метафизических абстракций. Я не хочу видеть на картине «разрез дерева», вместо самого дерева, женщину «с четырёх точке зрения», а не просто женщину. Становится холодно и пусто на душе от этих художественных препаратов, только вещественных, только формальных, не согретых человеческим чувством...

И всё-таки, как бы отрицательно мы не относились к новейшим «школам» живописи, нельзя не признать за ними известного соответствия характеру, лейтмотивам современной цивилизации. Да, да! Всё идёт к поруганию старого мира с его нежными и религиозными ощущениями красоты. Всем завладела наука, точное знание, механика, физика, химия, х-лучи, изобретения... Искусство оставалось до сих пор единственным оазисом, не завоёванным этой многоголовой гидрой; футуристическое «четвёртое измерение» – первая решительная битва. Научная метафизика Риманов и Гинтонов хочет пожрать Аполлона; художественное изображение превращается в препарат по американскому рецепту; художественное волнение подменяется теорией познания; всё, что озаряет, волнует, лежит в художественном произведении, в картине, всё это отвергнуто: человек уходит из живописи, искусство замыкается в отвлечённые схемы.

Если таково требование науки, то не менее требовательна и другая гидра – машина. В искусстве «-истов» «четвёртое измерение» облачилось в ризы машинной геометрии: цилиндров, кубов, конусов, шаров. Уничтожена гибкая, всегда неожиданная, неповторяющаяся, одухотворённая линия – живой, трепетный, столь индивидуальный контур в рисунке. Машинная схематизация сводит всё к прямой или кривой. То же и с формой: на холстах «-истов» мы видим словно разобранные части машин, обломки труб, рычагов, пропеллеров... А в красках – это удивительно характерно! – царит резкий чёрный тон обводки, чёрные тени, цвет копоти, фабричной сажи. Чёрная краска, изгнанная импрессионистами, как несуществующая в природе, опять восстановлена в правилах, да ещё как демонстративно!.. Трубы, рычаги, копоть... вот, что прежде всего приходит на ум от знакомства с целой полосой творчества Пикассо, знаменитого родоначальника кубизма. То же впечатление, хотя и ослабленное доморощенно-российской цветистостью в духе лубков и вывесок, производят последние выставки наших «молодых», между прочими и выставка «Бубнового Валета», которую г. Грищенко, в предыдущей книжке «Аполлона», подверг такой детально-уничтожающей критике...

Если одичало новейшее искусство, то потому что одичала современная культура под давлением всеуравнивающей и всеопошляющей научно-машинной цивилизации нашего века, цивилизации третьего и четвёртого сословия и... «четвёртого измерения». Что значит представителям этой цивилизации потеря для искусства мира в трёх измерениях? Разве им чего-нибудь жаль? Они ведь и не чувствуют своей преемственности с прошлым. Им нужен новый мир, совсем новый, словно только что вычищенный электрический или бензиновый двигатель Otto Deitz & С^o. Какой ужас в таком самоутверждении современности!

Единственное утешение – что всё это преходящее. Не быть этому. Современники «переболеют» современностью. Варвары уйдут. Разве не суждено человечеству подняться на высшие ступени духовной культуры? Разве не бессмертно искусство? Пусть подтверждаются догадки математиков, гипотезы каких угодно Риманов и Гинтонов: пока звёздное небо сияет над нами, как вышитый золотом плащ Праматери-Ночи, пока в озёрах отражаются зелёные леса и облачные замки, пока пестреют всеми красками луговые цветы, и пока чувствует человек красоту древнего Божьего сада – земли, до тех пор, несмотря ни на какие теории науки или метафизики и ни на какую власть фабричных машин, художник будет изображать, любуясь, создание Того, Кто определил человеческому глазу и душе человеческой границы восприятия и Кто, сотворив этот мир в трёх измерениях, нашёл, что сотворённое Им – «добро зело».