Фантастическое машиномоляйство

В рамках исследования концепции "человек-машина", основанной на идеях А.К.Гастева, решил поместить критику от А.В.Луначарского, позаимствованную, собственно, с сайта о Луначарском.

Фантастическое машиномоляйство

"Спорные проблемы марксистской педагогики", сб. статей под ред. А. З. Иоанисиани
М., Изд-во "Работник просвещения", 1930 г.
Приведено с некоторыми сокращениями.

Тов. Гастева многие принимают за экономиста, за специалиста по трудовой технике, за индустриального организатора.

Да позволено мню будет сказать, что тов. Гастев прежде всего и больше всего — поэт.

В этом еще нет ничего плохого, но плохо, во-первых, то, что поэтические мечты тов. Гастева необычайно вредоносны, а во-вторых, что эти поэтические мечты, к нашему глубокому сожалению, становятся организующей силой в тех "ультра-хозяйственных", а на самом деле глубоко нерасчетливых уклонах, с которыми нам приходится считаться.

Я очень хорошо помню тот вечер, когда тов. Гастев, в полном согласии с прежними своими произведениями, представил нам фантазию, доказывающую, как дважды два четыре, что машина постепенно подчинит всем своим ритмам абсолютно все ритмы человеческой жизни. У человека не останется ровно никакой своей воли. Его движения, все его функции будут происходить по точнейшему расписанию, вызванному требованием машины. Это относится как к его общежизненным органическим отправлениям, так и к трудовым процессам.

Я тогда уже пошутил над тов. Гастевым и сказал ему: "Знаете ли, раз вы сводите трудовые действия людей к совершенно автоматизированным, то почему бы не заменить этих людей попросту автоматами? Тогда люди окажутся совершенно ненужными в труде, и если бы были изобретены саморемонтирующиеся машины, да еще и размножающиеся, то, пожалуй, человеку просто надо было бы выйти в отставку и исчезнуть, с лица земли, уступив место стальным организмам, по вашему мнению, гораздо более высокой формации. Меньше всего вы плакали бы при этом о том, что пропало сознание. К чему оно вам, в самом деле? С вашей точки, оно просто один из крупнейших недостатков такого несовершенного существа, как человек".

Откуда выскочила эта фантазия?

Maркc учил нас, что классы, экономически и политически господствующие, приобретают обыкновенно и господство над психологией людей. Вместе с тем мы читали у наших великих учителей, что одной из отвратительнейших сторон капитализма, правда исторически совершенно неизбежной, является то, что человек попал в рабство к собственным орудиям производства — машинам. Капиталист и машина являются господами положения. Социализм выбрасывает вон капиталиста, а машину ставит на его место, на место раба человека (сравни то, что говорит Маркс в "Капитале" об Аристотеле и его учении о рабстве). Сейчас же и капиталист и машина, сливаясь в одну стихию, действительно не только экономически попирают человека, но еще и вторгаются в его психологию, производя там соответствующие опустошения. На этой почве возникает машиномоляйство. Человек не только в поте лица своего поспешает за бешеным ритмом созданного им аппарата, но и начинает еще признавать превосходство его над собою. Он ещё радуется тому, что машина вытравляет из него человека. Марксистского в этом, конечно, уже нет ни зги. Цель социализма, по Марксу, заключается не в превращении человека в автомат, а, как известно, "в развитии всех заложенных в нем возможностей".

Фантастическое машиномоляйство тов. Гастева может быть в некоторой степени полезно нам потому, что мы живем в полуазиатской, на большую часть деревенской, кустарной, сермяжной стране.

Нам нужно научиться ценить машину, даже любить машину. Она является в нашей стране в гораздо большей степени уже и теперь орудием нашего строительства, чем господствующей над нами силой.

Тысячу раз правы все те, — и мы к ним полностью присоединяемся, — кто говорит, что нам надо поднять самую культуру нашего труда, что в области, так сказать, ритмизации, упорядочения, рационализации наших трудовых действий нам нужно очень многому научиться. Но ведь от этого еще очень далеко до фантазии тов. Гастева.

Хозяйственники должны, конечно, заботиться об удешевлении производства. Но скверно, когда некоторые из них соскальзывают на путь капиталистической рационализации, когда забывают заветы Маркса, Энгельса и Ленина об образовании нового поколения и когда "машиномоляйские" нотки начинают звучать не только в их речах, но находят отражение и в их действиях.


Инженер-человек

"Спорные проблемы марксистской педагогики", сб. статей под ред. А. З. Иоанисиани
М., Изд-во "Работник просвещения", 1930 г.
Приведено с некоторыми сокращениями

Всюду, где мы требуем от рабочего автоматических движений, какой бы точности, какой бы скорости, какого бы совершенства вообще эти движения ни были, совершеннее, чем человек, сделает их машина. Автомат в настоящее время достигает необычайной чуткости: он может и регулировать машину, и сам регулировать себя, останавливаться, заводиться в зависимости от определенных условий своего производственного процесса, он может быть заряжен, заведен, включен и т. д. Вот почему Маркс говорил, что человек будет освобожден обязательно, особенно при социалистическом строе, а может быть и раньше, от всех автоматических движений.

Все это неизбежно становится достоянием самой машины, и тогда на что нужен человек? — А человек нужен для выполнения таких функций, каких никакая машина выполнить не может, т.е. для таких включений и выключений, до которых никакой автомат не в состоянии подняться, для такой пластической организации творческих приемов, при которых приходит в соприкосновение целый ряд ранее добытых обстоятельств неуловимого характера, на которые приходится реагировать. Человек становится все больше и больше, в производстве по крайней мере, не столько нужен своим скелетом, мускулатурой, неявной системой, сколько своим мозгом. Делает его отличным от самого великолепного автомата то, что он размышляет, что он может решать новые проблемы. Инженер-человек, — вот кого нельзя никаким автоматом заменить.

Исходя из этого, можно сказать, что самое развитие механизмов непременно приведет к устранению черной работы, к устранению черных автоматов, к торжеству рабочего-инженера.

Но скоро ли это будет? Индустрия не развивается так просто, прямолинейно, как можно предположить. Мы переживаем очень своеобразную полосу, которая меняет все условия нынешнего производства. Дело сводится к тому, что машина выполняет всякого рода манипуляции, а человеческий труд включается в ее работу как известный регулятор или дополнитель, причём его работа разбивается на самые примитивные движения. Это приводит к тому, что человек может работать почти без всякого обучения, от него не требуется особой скученности. По этому плану капитализм старается свести современного рабочего до уровня кули. И вот, взявши его таким образом, капитализм стремится поставить его на определенное место, где нужно делать только небольшое движение, он включается в процесс производства не как интеллектуальная его часть, а чисто физически, что приводит к деградации всего класса.

Классовая тенденция заключается в том, чтобы превратить, — как это было в мануфактуре, как это было в худшие времена наибольшего подавления пролетариата, — превратить самого рабочего в слугу машины, человека механизированного. Этот молох-машина, которая в десятки, тысячи раз поднимает способности человека, граничит со сказкой, в своих достижениях очень легко увлекает некоторых людей и даже подменяет иногда, живой социализм мертвенным идеализмом механизации.

С этой точки зрения, идя по линии преклонения перед машиной, делается так, что всякое размышление, всякая психология, т.е., другими словами, вышнего порядка рефлексы головного мозга, в сущности говоря, и не нужны.

И вот при этих условиях не является ли родственным нашему социализму такой тип—американский идеал, при котором в конце концов все понемногу будет механизировано? И самые утончённейшие проблемы производства продукции будут раз навсегда разрешаться электро-стальными приёмами? Человек сделается почти не нужен. В настоящее время в Америке и в Германии есть несколько таких индивидуумов, так называемых "машинных людей". Эти "машинные люди" представляют собой комплекс довольно интересного автоматизма: с ними можно разговаривать по телефону, можно по телефону передать определенное указание путем сигнала, и они реагируют.

Такой человек со стальным сердцем и электрической волей прочен, является более счастливым существом, чем человек, уже по одному тому, что он не может быть несчастным. Здесь можно вспомнить Туган-Барановского, который говорил, что какие пустяки, когда говорят, что человеческий труд является главным продуцирующим фактором; это неверно; труд этот можно заменить корпусом обезьян. коллекция ретро видео с тётей для взрослых Но зачем же корпус обезьян, почему не корпусом механическим, который не будет зависеть от своих чувств и от других причин?!

Можно, конечно, удивляться всем этим замечательным проектам, но они ничего общего не имеют с социализмом. Социализм есть в высшей степени живой и человеческий идеал, торжество человека над жизнью. Социализм, - как говорил Энгельс, — должен победить противоречия, по которым человек, создавший механизмы, оказался бы в плену у них. Социализм вновь поставит их на свое место, социализм оседлает машину. Тут будет то же самое, что происходит с нашим письмом: когда мы начинаем писать, учимся, мы от усердия высовываем язык, но потом мы начинаем писать бегло, пропадают лишние движения, и письмо представляется нам самым простым делом.

То же самое произойдет с машиной. Когда все будет в высшей степени механизировано, тогда машина обеспечит за человеком возможно большее количество свободного времени, освободит его от нужды, от каторжного труда, который наложен историей и природой на человеческое существо и от которого человек стремится освободиться путем развития механизмов.

В настоящее время мы переживаем переворот в области машинерии, когда этот идеал, который казался таким близким, так легко достижимым, еще не достигнут. И в это время, когда казалось, что перспектива инженера-машины так близка, в это время на Западе был сделан поворот к расщепленному человеческому труду, к тому, чтобы превратить человека в движения машины, а это грозит деградацией пролетариата. Этот период, если бы продолжался долго, должен был бы колоссально изменить социальное значение рабочего. Квалифицированный рабочий потерял бы тогда ключ к машине, он перестал бы ее понимать, он уже не мог бы сделаться ее хозяином, он стал бы ее слугой.

У нас мы стоим перед этой же картиной. Мы не обладаем такими культурными силами, чтобы могли перепрыгнуть через стадию, в которую вступает сейчас европейский капитализм. Поэтому нам на некоторое время придется считаться с тем, что нам вот этого интегрального искусного рабочего, мастера, каким раньше жил завод, не нужно будет воспитывать, что нам придется иметь дело с машиной, которая требует элементарного подсобного труда. Это так, если из этого сделать вывод, что мы должны всю подготовку рабочих кадров применять к этому минимальному требованию, это означало бы, что мы попали в плен капитализма, что через технику капитализм взял нас за нос и повел нас туда, куда нам идти нельзя и куда нам пролетариат идти не позволит, т.е. к деградации рабочего до положения рабочей силы.

Капитализм мечтает о том, чтобы вместо рабочего класса произвести рабочую силу. Мы же требуем политико-технического образования с достаточной теоретической подготовкой, т.е. широко образованного рабочего. Это требование не есть химическое требование. Нам говорят: "Это вы можете делать у себя в семинариях: если банкаброшницу, галошницу можно обучить в несколько недель, — обучайте, — и пускай она делает галоши. Производство вещь прозаическая".

Мы утверждаем, что с точки зрения рабочей силы это положение неправильное. Мы твердо настаиваем на том, что независимо даже от предстоящей социальной революции во всем мире, которая не за горами и которая совершенно изменит технические условия в кратчайший срок, мы находимся в центре технической революции, машинной революции, мы находимся в так называемом мутационном периоде. Нет ничего мудреного в том, если фабрика, которую мы сейчас строим, к тому времени, когда мы ее достроим, будет уже старушкой.

До сих пор мы молились на заднюю часть капитализма, как говорил Плеханов, мы следовали за ним и считали, что самым необходимым является производить рабочего по крепкому стандарту.

Маркс говорил, что рабочий должен добиваться политехнического образования, потому что иначе он будет постоянно жертвой безработицы. Этот рабочий будет годиться только для данной машины. Он будет походить на ключ, который годится только для данной замочной скважины. Чуть эта скважина изменилась, — ключ уже не годится. Но ключ можно послать на фабрику переделать, подточить, а рабочего — нельзя. Мы не можем взять рабочего, разложить его по косточкам, разобрать всего, изменить и сложить его заново в ЦИТ'е. Это нельзя сделать!

Он будет раз навсегда, испорчен, потому что он сделан по твердо установленному стандарту. Можно сделать экскурсию в область биологии. Оказывается, что животные виды, которые с самого детства, с самого рождения очень сильно приспособлены к среде, которые достигли чрезвычайно точного приноровления к местным условиям, неизбежно погибают, когда революционизируют все виды вокруг них. Нам теперь хотят навязать такую манеру производства, рабочие которого были бы стойким типом, когда стойких типов индустрия не допускает. Вот почему я на это предложение в одной из своих речей сказал:

— Это пожалуй можно, но с примечанием: сначала сделайте его нам политически образованным, гарантируйте, что он может переоборудоваться, когда нужно, а потом уже перегоняйте. Воспитание человека должно играть здесь роль целостной индивидуальности, чтобы можно было переключиться по мере надобности в развитие промышленности. Забывают еще одно обстоятельство, на которое тов. Сталин обратил сугубое внимание. Ведь рабочий класс представляет собой не только производственника, но у нас он является еще и классом-диктатором. Он должен из своей среды порождать главные линии, главные основные опорные точки всех наших кадров вообще. Мы должны подготовить будущее поколение к чрезвычайно сложным боям и чрезвычайно сложной работе, которая потребует огромного количества знаний, умений, такта, быстрого действия, находчивости, широкого взгляда и т. д.


Связь труда подростков от образовательной базы

"Спорные проблемы марксистской педагогики", сб. статей под ред. А. З. Иоанисиани
М., Изд-во "Работник просвещения", 1930 г.
Приведено с некоторыми сокращениями

Маркс хотел, с одной стороны (и это стало одной из основ коммунистической программы), чтобы самый фабрично-заводской труд являлся главной базой для воспитания рабочей молодежи; с другой стороны, чтобы образование рабочей молодежи обязательно влилось в рамки труда детского и подростков. Напомним еще раз знаменитую резолюцию I Интернационала: "Ни родителям, ни работодателям общество не должно давать разрешения пользоваться трудом детей и подростков, кроме как под условием, что их производительный труд будет связан с образованием".

"Под образованием мы понимаем три вещи: во-первых, духовное образование; во-вторых, телесное развитие, которое дают гимнастические школы, и военные упражнения; в-третьих, политехническое воспитание, которое должно познакомить с общими научными ооновами всех производственных процессов и в то же время научить ребенка и подростка практическому употреблению и применению элементарных инструментов всех производств.

Соединение оплачиваемого производительного труда, духовного образования, физических упражнений и политехнического воспитания подымет рабочий класс далеко над высшими и средними классами" (резолюция Женевского конгресса I Интернационала, составленная Марксом).

Руководитель ЦИТ'а тов. Гастев (которому, конечно, этот завет Маркса крайне неприятен, ибо Гастев является главным проводником идеи разрыва подготовки рабочей силы и рабочего образования) заявляет, что Маркс ведь обращался к "обществу" в капиталистическое время, да еще более 60 лет назад. Этот идеал соединения "оплачиваемого производительного труда с образованием" — то-де старая шутка, с тех пор много воды утекло. Здесь изображалась некая передовая, капиталистическая школа, а вовсе не коммунистический порядок трудового просвещения.

Но эти утверждения Гастева, которые он постоянно повторяет, являются совершеннейшими пустяками. Да, Маркс ставил задачу рабочему классу еще в недрах капиталистического общества бороться за использование фабрично-заводского труда детей и подростков в качестве опоры рабочего класса в его культурном и политическом развитии. Но разве это значит, что в случае победы рабочего класса новое, чисто пролетарское "общество" может позволить если не капиталистам, то хотя бы своему собственному государству оторвать труд подростков от образовательной базы? Конечно, нисколько не значит. Если Маркс говорил, что именно такая, слившаяся с фабрично-заводским трудом школа даст возможность пролетариям "даже в недрах капиталистического строя" подняться над высшими и средними классами, то эт становится это основной заповедью для нас! Ведь мы должны подняться теперь над высшими и средними классами Европы и Америки. Мы должны подняться над ними в нашей индустрии. Но индустриальное развитие теснейшим образом связано с культурным развитием. Если бы мы затеяли обогнать Европу путем отказа от требований нашей программы, охраняющей интересы пролетариата как производственного работего, то это значило бы, что мы впали во вреднейшею ересь, чаю мы просто забыли колоссальной важности культурную сторону нашей программы, что мы оказались в плену у своеобразного "экономизма".

Неуклюжие возражения Гастева падают и потому, что в статье "Перлы народнического прожектерства" Ленин с особенной силой указал на ту же сторону дела. Он писал: "...нельзя себе представить идеала будущего общества без соединения обучения с производительным трудом молодого поколения; ни обучение, ни образование без производительного труда, ни производительный труд без параллельного обучения и образования не могли бы быть поставлены на ту высоту, которая требуется современным уровнем техники и состоянием научного знания".

Ленин прямо утверждает, что на этом уровне стоит только такое образование, которое тесно слито с производственным трудом. Дело не в том, чтобы с одной стороны рабочего натаскивали на трудовые акты, а где-то в другом месте или в другое время его учили по-старому, с отрывом от техники, а дело именно в том, что производительный труд без образования недопустим так же, как и образование без производительного труда. Правда, Гастев может найти новую уловку. Ленин в этой статье говорит: "Нельзя себе представить дальнейшее будущее общество без интеллигенции". Так что можно сказать так: Маркс ставил свои требования для общества, каким оно было несколько десятков лет назад, а Ленин, может быть, предвидит осуществление его основных замыслов через несколько десятков лет, и вот как раз сейчас мы должны работать и готовить рабочих по ЦИТ'у и считать, что отрыв производства от образования, который и так у нас достаточно зияющ, может быть еще более расширен.