Из истории «чисток аппарата»: ГАХН В 1929 - 1932

Автор: Ю.Н. Якименко.

В современной исторической литературе значительное внимание уделяется выявлению форм и методов репрессивной политики большевистской власти, определению их масштабов и последствий. Однако различные периоды ее осуществления освещаются неравномерно: наибольшее внимание к периоду Гражданской войны и первых лет Советской власти, эпохе Большого террора, меньшее – рубежу 1920 – 1930-х гг. с его многочисленными политическими кампаниями, ознаменовавшими поворот руководства страны к новому курсу в отношении «старых специалистов». Среди этих кампаний важнейшую роль играла «проверка и чистка советского аппарата»: именно с ней в современной литературе связываются приостановление регистрации новых общественных объединений циркулярами НКВД, «дело Пильняка и Замятина», писательские «покаяния», самороспуски литературных организаций и т.д.

Значимость этой кампании определялась не только трактовкой кадровой проблемы как исключительно политической, а не культурной и профессиональной, но и рядом особенностей, отличавших ее от аналогичных кампаний предшествующего времени: всеохватность, массовость, ужесточение критериев отбора персонала и расширение категорий подлежащих увольнению, сведение задачи улучшения работы аппарата к более узкой - установке контроля над социальным составом работников (благодаря этому квалификация и компетентность сотрудника отходили на второй план, уступая место наличию в его биографии «чуждого происхождения» или негативных моментов прошлой деятельности).

Поскольку «кадры решают все», партийные и карательные органы взялись и за творческие кадры, которые стали «перетряхивать» государственным порядком и таким же порядком пересматривать «меру соответствия каждого кадра… политике государства».[1]

В данной статье рассматривается ход чистки в Государственной академии художественных наук (ГАХН). Она была создана в октябре 1921 г. при поддержке А.В. Луначарского для разработки общей теории искусства и одновременно как экспертно-консультативный орган и высшее государственное учреждение, руководящее художественной жизнью страны и объединяющее как дореволюционных специалистов, так и молодые научные силы.

Достигнув к середине 1920-х гг. положения «центра научно-художественной мысли» Москвы, куда «стягивались интересные творческие силы»[2], она в первые годы нахождения А.С. Бубнова на посту наркома просвещения РСФСР вступила в завершающий этап своего существования. Чистка советского аппарата, пришедшаяся на это время, и стала тем событием, которое во многом способствовало ее ликвидации.

Сразу заметим: единого мнения о том, когда проходила чистка в ГАХН, у исследователей нет. В своих построениях они неизменно учитывают не датированную выписку из протокола заседания комиссии по чистке (хранится в личном деле вице-президента ГАХН Г.Г. Шпета[3]), появление которой ряд из них относит к 29 октября 1929 г. На наш взгляд, такая датировка, восходящая к статье скрывавшегося за инициалами Н.Б. автора «Москва и москвичи вокруг Булгакова», опубликованной в 1987 г. в нью-йоркском «Новом Журнале»[4], ошибочна. Основанием для нее послужила, вероятно, выписка из протокола № 336 заседания президиума ГАХН от 29 октября 1929 г., рассматривавшего вопрос об освобождении Г.Г. Шпета от обязанностей вице-президента. И в статье Н.Б., и в опубликованном в 2000 г. личном деле философа эти документы расположены один за другим.[5]

Казалось бы, происходящие в конце 1929 г. в Академии события подтверждают правильность датировки чистки этим временем. На том же заседании рассматривались аналогичные заявления Б.В. Шапошникова и В.Э. Морица, было принято решение об освобождении их от обязанностей членов президиума.[6] 24 ноября Б.В. Шапошникова освободили также от должности ученого секретаря редакционно-издательской части и лишили звания действительного члена Академии.[7] А 1 декабря президиум ГАХН рассмотрел вопрос о нахождении в составе Академии В.В. Кандинского, В.А. Никольского, С.А. Полякова, Л.Л. Сабанеева, Г.О. Гордона и Е.Д. Шора. В результате было решено исключить из нее «В.А. Никольского, С.А. Полякова и Г.О. Гордона, как находящихся в ссылке, и В.В. Кандинского и Л.Л. Сабанеева, как эмигрантов». Управляющему делами Ф.Г. Шмыгову поручалось «выяснить вопрос о Е.Д. Шоре».[8] Тогда же от должности научного сотрудника отстранили Ф.А Петровского[9], брата другого члена Академии, литературоведа и переводчика М.А. Петровского и т.д.

В действительности дело обстояло несколько иначе. Увольнения сотрудников в ГАХН продолжались и после 1 января 1930 г. президиум Академии постановил 25 января «отчислить из научного состава 31 действительного члена и 15 научных сотрудников» «по сокращению штатов».[10] Не помогло даже заступничество президента П.С. Когана и академика П.Н. Сакулина, настаивавших на целесообразности сохранения некоторых из них в составе Академии.[11]

Кроме того, в изученных нами документах ГАХН, хранящихся в ее фонде в РГАЛИ, нигде не говорится о чистке, не употребляется даже само это слово, а комиссия, работавшая в Академии в апреле – мае 1929 г., именовалась «комиссией по обследованию ГАХН». В качестве причин этого обследования обычно называют доносы и «газетную кампанию», пик которой пришелся именно на 1929 г. Но не последнюю роль в появлении комиссии в стенах Академии сыграло недовольство вышестоящих инстанций подготовкой научных работников в этом учреждении (здесь имелась аспирантура для работников искусств), спровоцированное так называемым бунтом левых аспирантов. Последние в отчетах о научной работе неоднократно выражали недовольство семинарскими занятиями по диамату под руководством председателя социологического отделения ГАХН Л.И Аксельрод–Ортодокс. 2 февраля 1929 г. Бюро комиссии по подготовке научных работников при коллегии Наркомпроса отметило, что «в подавляющем большинстве работы (Аспирантов ГАХН. – Авт.) носят антиматериалистический характер», и приняло решение об обследовании работ Академии «по линии подготовки аспирантуры», для чего выделить комиссию в составе: «председатель Н.И. Челяпов, члены – представители от художественных отд[елов] Г[лав]п[ро]ф[обра] и Главискусства». Предполагалось, что обследование это будет проводиться «месяц… с выездом на место работ».[12]

В марте 1929 г. была образована Комиссия по обследованию ГАХН, куда наряду с представителями самой Академии, в том числе недавно принятыми в ее состав, вошли представители ГУСа, Главнауки, Главискусства, Главпрофобра во главе с историком партии К.А. Поповым. 26 марта ею был разработан план обследования Академии.[13] Его выполнение заняло около двух месяцев, и комиссия завершила работу 24 мая 1929 г., пообещав представить свое заключение «через одну – две недели».[14]

Однако остается неясным, было ли выполнено это обещание: документ под заглавием «Выводы Комиссии ГУСа по обследованию ГАХН», хранящийся в РГАЛИ, не датирован[15], а первые результаты работы комиссии появились в печати лишь осенью 1929 г.[16] Комиссия признала «работу в ГАХН в области теории и социологии искусства… не удовлетворяющей требованиям советского искусствоведения». Для устранения замеченных недостатков было рекомендовано включить Академию в систему научно–исследовательских институтов РАНИОН на правах отдельного института, сохранив за ней ее старое название, обновив состав ее президиума и «обеспечив в нем коммунистическое большинство», и одновременно пересмотреть состав руководящих работников всех структурных подразделений ГАХН «для обеспечения непосредственного марксистского руководства важнейшими из них». Выводы, сделанные комиссией, и разработанные ею рекомендации нашли свое отражение в постановлении коллегии Наркомпроса от 25 ноября 1929 г., положившем начало реорганизации Академии[17], которую планировалось закончить к 1 декабря.[18] О реорганизации ГАХН пресса сообщила лишь в январе 1930 г., когда она еще не была завершена.[19]

Это не было еще концом ГАХН, как это нередко утверждается в литературе. Академия, пусть и «сильно изъеденная паршой вульгарной социологии, продолжала существовать».[20] Можно согласиться с мнением, что, не будучи формально закрытой, Академия «прекратила свое суверенное существование»[21]: помимо включения в число научно–исследовательских институтов РАНИОН по результатам обследования было признано необходимым сконцентрировать свою работу «вокруг единого научного центра, которым в настоящее время является Коммунистическая академия».[22] Значительные изменения в связи с этим претерпела сфера деятельности ГАХН: из ее ведения исключалась всякая «разработка общеметодологических и теоретических проблем искусствознания», а основное внимание надлежало уделять «собиранию, описанию и исследованию материала по всем видам искусств». При Академии создавалась марксистская ячейка, искусствоведы и методологи которой руководили научной работой специалистов–немарксистов, и имеющий целью «перевоспитание» «желающих овладеть марксистским методом» сотрудников кабинет марксистской методологии искусств, руководимый теоретиками из Комакадемии, РАНИОН и «существующего марксистского ядра в ГАХНе».[23]

6 января 1930 г. П.С. Коган сообщил об утверждении президиума Академии в новом составе [24]: в него вошли, помимо него самого, его заместители, М.В. Морозов и И.Л. Маца, и четыре члена – С.И. Амаглобели, П.Н. Сакулин, Н.И. Челяпов и Р.А. Пельше.[25]

Несколько ранее, 14 октября 1929 г., состоялась конференция ГАХН, одобрившая представленный президиумом план реконструкции Академии, единогласно избравшая Бюро научной работы (с преобладанием в нем марксистов и коммунистов [26]) и поручившая ему «разработать детальный план реорганизации и представить этот план на утверждение Конференции», а также, в соответствии с новой структурой Академии, «внести изменения в Устав Академии и представить их на утверждение Конференции».[27]

Устав в новой редакции был принят на заседании президиума 14 января 1930 г. Он менял научную организацию ГАХН: отныне она делилась на секции, изучающие отдельные виды искусства, и группы «для выполнения тематических заданий», имела в своем распоряжении кабинеты, лаборатории, научно-вспомогательные и научно-производственные учреждения. А также могли создаваться «комитеты специального назначения, руководимые лицами из научного состава Академии».[28]

Сведения об утверждении нового устава вышестоящими инстанциями пока не обнаружены, хотя, согласно постановлению от 25 ноября 1929 г., его проект надлежало «представить на утверждение коллегии Наркомпроса через президиум РАНИОН, с их заключениями». Возможно, он так и не был утвержден в силу наличия в нем ряда пунктов, противоречивших заключению комиссии по обследованию ГАХН и указанному постановлению: так, в нем имелось положение об аспирантах (тогда как постановление предписывало всех аспирантов Академии «распределить по другим учреждениям искусствоведческого характера»).[29]

ГАХН продолжала существовать, но при этом сдавала одну позицию за другой. Нападки на нее и отдельных ее сотрудников продолжались. Подлежали закрытию ее периодические издания – «Бюллетень ГАХН» и сборник «Современная музыка». Неоднократно ставился вопрос о переименовании журнала «Искусство».[30] От ГАХН отрывались отдельные части и передавались другим учреждениям (вопреки мнению П.С. Когана, считавшего, что «отсечение какой бы то ни было ячейки было бы нарушением нормального развития Академии и ее глубоко продуманного плана»).[31]

Такая же судьба постигла Отдел распространения художественных знаний, который было решено передать в ведение Комакадемии. Прекратил существование Комитет национальностей.[32] В ведение Комакадемии был передан Комитет художественной агитации и пропаганды.[33]

И здесь необходимо вернуться к вопросу, почему нам представляется неверным датирование «выписки из протокола заседания комиссии по чистке аппарата ГАХН» из личного дела Г.Г. Шпета 29 октября 1929 г.

Во-первых, уже в самом тексте этого документа содержатся сведения о том, что Г.Г. Шпет был отчислен из состава действительных членов Академии в январе 1930 г. «согласно распоряжению научно-политической секции ГУСа».

Во-вторых, как следует из сообщений прессы, кампания по чистке советского аппарата под флагом борьбы с бюрократизмом, извращениями партийной линии, развертывания критики и самокритики и «под контролем трудящихся», решение о начале которой было принято на XVI партконференции (апрель 1929 г.), изначально планировалась и была процессом длительным. Ни в резолюции конференции, ни в опубликованных в начале июня постановлении ЦИК и СНК СССР «О чистке аппарата государственных органов, кооперативных и общественных организаций» и «Инструкции НК РКИ по проверке и чистке советского аппарата» ничего не говорилось о времени, к которому вся эта работа должна быть закончена.[34] Более того, к перечисленным документам позднее добавились постановления ЦК ВКП(б) «О партруководстве чисткой советского аппарата» и ЦК и ЦКК ВКП(б) «О ходе проверки и чистки советского аппарата», а также постановление СНК СССР от 18 января 1930 г., призывавшее «обеспечить активность масс» в этом деле.[35]

Вероятно, сами массы не слишком стремились тратить на него свое время: в печати той поры нередко можно встретить сведения о формальном отношении комсомола, профсоюзов и прочих «представителей общественности» к объявленной кампании. Только в июле 1932 г. ЦКК – НК РКИ СССР приняла решение о ликвидации комиссий по чистке. Хотя очищение личного состава аппарата от «чуждых» лиц не прекратилось, «сплошные проверки в масштабах области и даже района» были признаны недопустимыми. Их можно было проводить лишь в исключительных случаях по разрешению ЦКК ВКП(б). Кроме того, предполагалось, что чистка советского аппарата в Москве начнется 15 июня, но «по техническим причинам» ее пришлось отодвинуть на 1 июля.[36] О начале чистки «во всех районах Москвы» «Правда» сообщила лишь 7 июля.

Существовала и очередность ведомств и учреждений, подлежащих чистке: в первую очередь, в 1929 г. ей должны были подвергнуться работники тех наркоматов, которые «наиболее тесно связаны с обслуживанием трудящихся», то есть земельных, судебных, финансовых органов, милиции и органов Наркомтруда.[37]

Лишь к концу 1929 г. органам РКИ удалось в основном завершить проверку Наркомфина и Наркомзема в центре и финансовых и земельных управлений и отделов на местах. После чистки аппаратов Наркомюста, Наркомфина и Наркомтруда (первые ее результаты публиковались в прессе в июле – октябре 1929 г.) дошла очередь и до Наркомпроса РСФСР, в ведении которого находилась ГАХН, подчинявшаяся ему сначала по линии Главного художественного комитета, затем Главнауки и Главискусства. И только по завершении чистки наркомата и подведения ее итогов (февраль – май 1930 г.)[38] настал черед Академии художественных наук. Не случайно слово «чистка» появляется в ее документах в 1930 г.

Сообщение о предстоящей чистке было заслушано на заседании президиума Академии 12 мая 1930 г. Присутствовавшие на нем сотрудники решили «возбудить ходатайство перед РКИ РСФСР об отсрочке чистки ГАХН до осени, ввиду того, что в Академии только что проведена реорганизация и произошла замена научного состава работников и сокращение технического персонала, вследствие чего работа по новым производственным планам еще не развернута в полной мере».[39] Ходатайство, если оно и было отправлено в РКИ, не оказало никакого влияния на ситуацию: уже 19 мая стало известно о «начинающейся 22 мая с.г. проверке работ и чистке аппарата ГАХН». В связи с этим было решено: «а) наметить докладчиками на отчетном общем собрании работников ГАХН П.С. Когана и М.В. Морозова, б) предложить всем научным ячейкам представить отчеты о своей работе для комиссии по чистке».[40]

Установить состав этой комиссии не удалось. Из периодики конца 1920 – начала 1930-х гг. известно, что комиссию по чистке Наркомпроса возглавил Я. Бауэр[41], а в подкомиссию по чистке аппарата Главискусства были выделены представители ЦК РАБИСа, ячейки ВКП(б), Наркомпроса, завода № 24 им. М.В. Фрунзе и Дербеновского завода под председательством Копяткевича (НК РКИ РСФСР).[42] Возможно, кто-то из этих людей вошел в комиссию по чистке ГАХН, возглавлявшуюся И.П. Агаповым.[43] Из сотрудников Академии (по крайней мере в деле Г.Г. Шпета) наиболее активное участие принимали Ф.Г. Шмыгов, В.К. Валуйский, С.А. Охитович и А.А. Заурих.[44] На заседании президиума ГАХН представителем последнего в комиссию был выделен ученый секретарь Академии С.И. Амаглобели.[45]

Чистка Академии продолжалась «около двух месяцев», и в результате ее из аппарата были вычищены «по 1-й категории – 3 человека, по 2-й – 6 человек, по 3-й – 8 человек и подвергнуты разным другим взысканиям (выговоры, снятие с работы и т.д.) – 7 человек, всего, таким образом, получило взысканий… 24 человека» из «30 – 35 единиц административно-технического персонала». «Вечерняя Москва», осуществившая эти подсчеты, злорадствовала, что бригада, проводившая чистку ГАХН, «потребовала к ответу всех, ранее работавших в Академии», поэтому очень многие ушедшие оттуда перед чисткой и устроившиеся в других учреждениях «оказались вычищенными из соваппарата». Среди таковых газета особенно выделила Г.Г. Шпета как «самую яркую фигуру», прошедшую чистку, в отношении него длившуюся «больше 10 часов».[46]

Сведения о философе, сообщенные «Вечерней Москвой», во многом, иногда даже текстуально, совпадают с выводами комиссии по чистке из недатированной выписки из протокола ее заседания, имеющейся в личном деле Г.Г. Шпета. Это позволяет сделать вывод о знакомстве автора статьи, скрывшегося за инициалом «С», с текстом документа, а также точно установить время принятия решения о дальнейшей судьбе философа: июль 1930 г., а не октябрь 1929 г.

Для других сотрудников Академии все решалось в период с августа по октябрь 1930 г., поэтому среди них были уволенные с 1 ноября.[47] Примерно в то же время появилась статья участника разбора апелляций на решения комиссии по чистке аппарата ИМВР и РАНИОН Ф.А. Тесленко, обобщающая результаты «проведенной НК РКИ во второй половине 1930 года чистки научно-исследовательских учреждений Наркомпроса в количестве… 30 учреждений и обследования всех институтов Наркомздрава».[48]

Одним из последних упоминаний о чистке в документах ГАХН является выписка из протокола заседания президиума Академии, в которой всем научным ячейкам предлагалось «представить производственные планы на академический год, пересмотрев их с учетом выводов Комиссии по чистке и включив в программу своих работ изучение искусства народов СССР».[49]

Реорганизованная и очищенная от «чуждых элементов», Академия художественных наук утратила свое своеобразие. Ее существование больше не имело смысла, поэтому неудивительно, что после того, как в октябре 1930 г. было проведено обследование Российской ассоциации научно-исследовательских институтов материальной, художественной и речевой культур (РАНИМХИРК), власти сделали вывод: именно ГАХН дублирует работу других членов Ассоциации. 26 декабря 1930 г. комиссия по реорганизации Ассоциации приняла решение о ликвидации РАНИМХИРК и входящих в нее институтов как самостоятельных организаций с 1 января 1931 г.[50]

Окончательно же судьба Академии была решена в апреле 1931 г. постановлением СНК РСФСР № 436 от 10 апреля 1931 г. ГАХН была ликвидирована и вошла в состав Государственной академии искусствознания (ГАИС).[51]

Таким образом, анализ документов ГАХН, хранящихся в РГАЛИ, и опубликованных источников, касающихся чистки советского аппарата, позволяет сделать вывод о возможности рассмотрения ее в двух аспектах:

1) чистка как широкая политическая кампания, направленная на удаление «чуждых элементов», со свойственными ей масштабностью, всеохватностью, массовостью и очередностью учреждений, предприятий и общественных объединений (и их отраслей), Наши читатели из России все чаще начинают искать казино с лицензией Кюрасао для начала игры на деньги. Все дело в том, что эти сайты казино предлагают лучшие условия по бонусам для игроков. Наши друзья подготовили для вас страницу, где собраны самые популярные и надежные казино с лицензией Curacao. Переходите по ссылке и выбирайте лучшее для вас. рассчитанная на длительное (иногда несколько лет) время;

2) чистка как мероприятие, которое должно быть осуществлено в отношении того или иного конкретного учреждения, предприятия, общественного объединения (в случае с ГАХН – «по существу, разгром творческих кадров, обвиненных в проведении исследований, не основанных на марксистской методологии и диалектическом материализме») в установленные для него и его отрасли сроки и изменить которые у объекта чистки практически не было возможности.

Именно эта определенность сроков чистки почти не принимается во внимание современными исследователями и часто смешивается с предшествовавшими чистке и в какой-то степени подготавливавшими ее обследованиями и реорганизацией. Именно проведение подобных обследований обеспечивало чистке избирательность, когда большевистские власти, выяснив социальный состав служащих, «чистили в учреждениях далеко не всех, а выискивали отдельные жертвы».[52]

Примечания

 [1] Манин В.С. Искусство в резервации: Художественная жизнь России 1917 – 1941 гг. М., 1999. С. 146.

 [2] Марков П.А. Книга воспоминаний. М., 1983. С.150; Горнунг Б.В. Поход времени. Кн. 2. М., 2001. С. 319; Реформатская М.А. «Как в ненастные дни собирались они часто» // Литературное обозрение. 1997. № 3. С. 60.

 [3] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 10. Д. 716. Л. 54 – 55; Густав Густавович Шпет: Архивные материалы. Воспоминания. Статьи. М., 2000. С. 21 – 22.

 [4] Н.Б. Москва и москвичи вокруг Булгакова // Новый Журнал. 1987. № 166.

 [5] Н.Б. Указ. соч. С. 128 – 129; Густав Густавович Шпет… С. 20 – 22.

 [6] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 40 – 41.

 [7] Там же. Л. 75об.

 [8] Там же.

 [9] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 84; Оп. 10. Д. 475. Л. 19.

 [10] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 148об.

 [11] Там же. Л. 111об.

 [12] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 2. Д. 20. Л. 48. (В прессе публиковался в выдержках – см.: «Либералы» замазывают классовую борьбу в науке // Комсомольская правда. 1929. 1 марта.)

 [13] РГАЛИ. Ф. 237. Оп. 2. Д. 188. Л. 1.

 [14] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 141.

 [15] РГАЛИ. Ф. 237. Оп. 2. Д. 188. Л. 35 – 37.

 [16] Комсомольская правда. 1929. 29 окт.; Вечерняя Москва. 1929. 12 нояб.; Литературная газета. 1929. 18 нояб.

 [17] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 106.

 [18] Литературная газета. 1929. 18 нояб.

 [19] Рабис. 1930. № 2. С. 9; Печать и революция. 1930. № 1. С. 85 – 86; Литературная газета. 1930. 27 янв.

 [20] Хан-Магомедов С.О. ГАХН в структуре научных и творческих организаций 20-х гг. // Вопросы искусствознания. 1997. Т. XI. № 2. С. 23.

 [21] Горнунг Б.В. Указ. соч. С. 419.

 [22] Печать и революция. 1929. № 12. С. 100.

 [23] Печать и революция. 1930. № 1. С. 85 – 86.

 [24] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 110.

 [25] Там же. Л. 107.

 [26] Рабис. 1930. № 2. С. 9.

 [27] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 139. Л. 1; Оп. 2. Д. 24. Л. 32.

 [28] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 118.

 [29] Там же. Л. 106.

 [30] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 35; Д. 150. Л. 23; Д. 137. Л. 46, 197об., 229, 247.

 [31] РГАЛИ. Ф. 237. Оп. 2. Д. 17. Л. 52.

 [32] Печать и революция. 1929. № 12. С. 100.

 [33] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 75об.

 [34] Правда. 1929. 2 июня.

 [35] Правда. 1929. 7 июля; Известия. 1929. 9 июля; Известия ЦК ВКП(б). 1929. № 19(278).

 [36] Правда. 1929. 11 июня.

 [37] Труд. 1929. 2 июня.

 [38] Правда. 1930. 15 февр.; Народное просвещение. 1930. № 2. С. 1 – 3; № 6. С. 12 – 14; Известия. 1930. 14 мая.

 [39] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 271.

 [40] Там же. Л. 275.

 [41] Литературная газета. 1930. 10 февр.; Правда. 1929. 16 дек.

 [42] Литературная газета. 1930. 13 янв.

 [43] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 275.

 [44] Горнунг Л.В. Указ. соч. С. 179 – 180.

 [45] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 138. Л. 168об.

 [46] Вечерняя Москва. 1930. 1 авг.

 [47] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 10. Д. 103. Л. 18, 19.

 [48] Научный работник. 1930. № 11–12. С. 28 – 29.

 [49] РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 144. Л. 4об. – 5; Д. 102. Л. 2.

 [50] Стрекопытов С.П. ГАХН как государственное научное учреждение // Вопросы искусствознания. 1997. Т. XI. № 2. С. 13 – 14.

 [51] Бюллетень Наркомпроса РСФСР. 1931. № 18. Ст. 308.

 [52] Голицын С.М. Записки уцелевшего. М., 1991. С. 354.