От биосферы к ноосфере 2/3
Источник: журнал «Техника – молодёжи», №3, 1983 год. Автор статьи: Кирилл Шишов, кандидат технических наук, г. Челябинск.
Читать первую часть тут.
ПРОГУЛКИ ПО ХРАМУ НАУКИ
Следовать за мыслями великого человека есть наука весьма поучительная. (А. С. ПУШКИН)
Владимир Иванович Вернадский был не только крупнейшим естествоиспытателем, но и выдающимся историком науки. По его предложению ещё в первые годы Советской власти в системе Академии наук была создана постоянная комиссия по истории научных знаний, преобразованная затем в Институт истории естествознания и техники. Тогда же предлагалась грандиозная по замыслу идея организации Музея истории науки, не осуществлённая, к сожалению, до сих пор. И хотя музея нет, попытаемся тем не менее пройтись по его воображаемым залам, чтобы ознакомиться с «экспозицией», абрис которой наметил в своих работах великий учёный.
ЗАЛ БИОСФЕРЫ
В своё время об эволюции живого на Земле В. И. Вернадский писал так: «Эволюционный процесс создал новую геологическую силу – научную мысль социального человечества. Человек должен понять, что он не есть случайное, независимо от биосферы свободно действующее явление. Он – неизбежное следствие большого природного процесса, закономерно длящегося по крайней мере в течение двух миллиардов лет».
Самые древнейшие слои Земли вплоть до архея носят в себе отпечаток созидательной деятельности живого вещества. Бесконечное проявление жизни преобразует косную часть Природы, создавая большинство известных нам ископаемых – уголь, нефть, известняки, газы, рудные тела. «Давление жизни», особенно её мельчайших организмов – бактерий и вирусов, – приводит к заполнению живым веществом почти всех участков планеты; размножение ограничено только размерами Земли, скорость же распространения живого близка к скорости звука! За несколько буквально дней при благоприятных условиях растения, особенно планктон, могли бы образовать массу, равную земной коре!
Причина давления – космическая. Солнечная энергия преобразуется биосферой в химическую. Пользуясь данными Аррениуса о количестве лучистой энергии, получаемой нашей планетой, В. И. Вернадский подсчитал массу живого биосферного вещества – 1024 г, – постоянную во все геологические периоды. Таково фундаментальное свойство живой земной оболочки, базирующееся на «всеядности жизни и непрерывности её проявления на земной поверхности». Биосферическое равновесие живой природы, её коренное отличие от косной материи представлено на различных уровнях – от биогеоценоза конкретных почв, лесов, рек до всепланетного, где всё взаимозависимо – от бытия мельчайшей частицы планктона до существования крупных млекопитающих. Геология Земли и её полезных ископаемых осмыслена и представлена как функция деятельности живого вещества, возраст которого – 2 • 109 лет.
В картине природы наличествуют живые организмы первого порядка – автотрофные и второго – гетеротрофные. Если автотрофные строят свои тела целиком из молекул косной, «мёртвой» природы (азот, кислород, углерод, водород), то вторые используют первых как пищу. Это обобщение позволяет определить границы жизни в биосфере, её зоны в океане и на суше. Какова же основная идея первого «зала»? «Жизнь остаётся в главных своих чертах в течение геологического времени постоянной, меняется только её форма. Но само живое вещество не является случайным созданием...»
ЗАЛ РАЗУМА
В. И. Вернадский не занимался выяснением механизма происхождения человека. Он пользовался эмпирическим обобщением Д. Дана (1813-1895), формулируя его так: «С ходом геологического времени на нашей планете у некоторой части его обитателей проявляется все более и более совершенный центральный нервный аппарат – мозг. Процесс этот (энцефалоз) никогда не идёт вспять, хотя и многократно останавливается, иногда на многие миллионы лет. Процесс, следовательно, выражается полярным вектором времени, направление которого не меняется. Заметим, что геометрическое состояние пространства, занятого живым веществом, характеризуется как раз полярными векторами. В нем нет места для прямых линий».
80-100 тысяч лет назад на Земле «появилась дотоле не бывшая на ней геологическая сила человеческой социальной мысли». Биосфера переходит в новое эволюционное состояние – в ноосферу. Закономерный, известный нам по палеонтологическим данным процесс, создавший мозг «гомо сапиенс», создал и новую геологическую, сознательно направляемую силу, резко повысившую роль живого вещества в эволюции биосферы.
Наиболее заметной становится она с открытием огня и земледелия. Но как произошли эти открытия? Случайно ли? «Разумно» ли?
Сведения о той эпохе скудны и разрозненны. В. И. Вернадский считал, что археология вправе и должна освещать полустёртые страницы праистории человечества – эпоху приручения стадных животных и открытия способа водного передвижения. Это поможет понять многое, и в частности вероятные пути расселения по континентам «первобытного» человека.
А самое главное – загадочный механизм становления «человека разумного», в результате которого он занял своё место среди млекопитающих. Нельзя сводить, как считает последователь В. И. Вернадского Б. Поршнев, проблему прачеловека к простому школьному пересказу, например такому: «Попробуйте поставить 5-10 кубиков один на другой. Если поупражняться – дело пойдёт легче. Так случилось и с бродившими в долине обезьянами. Передние конечности стали ловчей потому, что их действия направлялись головным мозгом. Так за 3-4 миллиона лет появились обезьянолюди, часть из которых использовала огонь». В нескольких строках тайна истории превращена в басню, в банальность, над которой потешается ребёнок.
Потребовалась величайшая революция – из стада, подверженного естественному отбору, должен был выделиться непохожий, «необыкновенный» индивид, чтобы в единении с себе подобными дать росток новому обществу. Мозг оформлялся в процессе коллективного труда. Природа создала разумное существо, постигая таким образом саму себя.
Именно биосферный подход должен раскрыть исчезнувшую в недрах эволюции тайну: каким образом из стада палеонтропов с их многожёнством и превалирующей ролью самца появилось человеческое объединение, спаянное речью.
Точно так же и последующая ступень – рождение зачатков научной мысли – требует, по Вернадскому, нового осмысления. «Мы сталкиваемся с ними в первых проблесках религиозного сознания, коллективного художественного творчества или в начатках техники, в самых первобытных и диких укладах человеческого общежития. Но они не составляют науки, как первые проявления счета или измерения не составляют математики. Они дали лишь почву, на которой могли развиться. Но для этого мысль человека должна была выбиться из рамок созданных вековой, бессознательной коллективной работой поколений – работой безличной, приноровленной к среднему уровню и пониманию. Зарождение научной мысли было формой протеста против обычной народной мудрости или учения религий...»
Единый биосферный подход объединяет в зале Разума археологические данные последних лет, открытия в области психологии и социологии, демонстрирует всю сложность, проблемность вопроса о появлении человека – носителя Мысли – Слова, творца Науки, как формы мировоззрения.
ЗАЛ ДРЕВНЕГО МИРА
Наука начала складываться в самостоятельную область 5-6 тыс. лет назад, считал учёный. Нужды земледелия и ирригации дали начала математики. Сложный уклад больших государств Месопотамии, цивилизации Мохенджодаро в бассейне Инда, Вавилона потребовал таких знаний, «что невозможно, глядя на них из археологии, допустить отсутствие научной теоретической мысли».
В. И. Вернадский сетовал на отсутствие достоверных и обширных сведений о культурах этих регионов. Нами только-только «вскрываются в их материальных памятниках древние культуры, без перерывов существовавшие не только в Европе, но и в индийском и китайском конгломерате человечества, на Американском и Африканском континентах».
Работы современных учёных, в том числе и советских, выявили гениальную прозорливость В. И. Вернадского, указывавшего на чрезвычайно высокий уровень этих культур. Открытие майя нуля произошло на тысячу лет раньше, чем у людей Старого Света, изобретение ими астрономического календаря с таблицами движения планет и затмений, точность которого соответствует «ошибке в одни сутки на 5000 лет!», многие другие факты с большой наглядностью говорят, что «древние цивилизации Китая и Индии имели период существования в течение тысяч лет, пока не достигли уровня культуры, открытого находками. Эти культуры явно не являются самыми древними» – так писал учёный, глубоко и взволнованно ставя вопрос о доэллинской науке как самостоятельной ветви истории знаний.
Открытия древнехалдейской культуры, её связь с эллинской (за несколько столетий до эпохи войн Александра) отмечается В. И. Вернадским как установленный факт. Он считал, что Китай и Япония были, как и инки, самостоятельными центрами научных знаний, но «утверждать мы этого достоверно пока не можем».
Однако в древней бессознательной научной работе не было главного – организованности, дерзкой и смелой мысли, отсутствовало понятие точности научного факта. Наука оставалась безымянной вплоть до Аристотеля и его современников, во многом лишь «воспринявших наследие халдеев и арийского населения Индии...».
Как известно, индоевропейская группа народов, к которой относится и славянство, формировалась в Юго-Восточной Европе в междуречье Днепра и Иртыша, откуда арьи (индоиранцы) ушли в сторону Индии во II тысячелетии до н. э.
В последние годы учёные сделали много семантических, археологических и других открытий, позволяющих считать достоверным общность происхождения этих народов. Тем более интересны разделы нашего третьего зала, где мы узнаем о многих поколениях индийских мыслителей, создавших самостоятельно логическую стройную систему взглядов задолго до её появления у эллинов. Влияние Индии распространялось на Японию, Корею, китайские и индокитайские государства. Причём, как подчёркивал В. И. Вернадский, «в Индии собственно традиции логической мысли не прерывались, а в XIX в. под влиянием совр. культуры она возобновилась мощно и глубоко».
Подлинной же революцией в древнем мире было возникшее в Средиземноморье поколение свободно мыслящих личностей, использовавших предыдущий опыт Крита, Халдеи, Египта, Малой Азии и Индии. Эта цивилизация в течение одного-двух поколений в VII-V веках до н. э. выдвинула целую галерею гениев – мыслителей, с которыми мы «непрерывно генетически связаны в конструкции науки».
Остановка, ослабление и упадок научной работы в III-IV веках н. э. связаны не только с падением Римской империи, но и «с глубоким изменением духовного настроя человечества, отхода его от науки, обращения творческой мысли в область философии и религии, в художественные образы и формы».
Так воплощается, по Вернадскому, векторный путь науки, никогда не идущей вспять. «...Ход истории научной мысли выступает перед нами как природный процесс истории биосферы. Наука – не логический аппарат, ищущий истину. Наука есть проявление действия в человеческом обществе совокупной человеческой мысли. Она есть создание жизни...» Надо ли говорить, насколько взгляд этот широк и путеводен!
ЗАЛ ВОЗРОЖДЕНИЯ
XVI век. Устами Джордано Бруно, всходящего на костёр инквизиции, выражена уверенность «о будущем значении Науки, как устроительницы жизни, как о главном благе человечества».
Необоримый, стихийный ход научного мышления иллюстрируется бесчисленными фактами одинаковых открытий, обобщений, найденных историками в рукописях различных учёных. «Мы видим здесь то брожение мысли, которое подготовляет будущее науки», – пишет В. И. Вернадский.
И – новый этап. Открытие и распространение книгопечатания.
Пока господствует рукопись, борьба горячей индивидуальной мысли против господствующего мировоззрения была неравной. «Всякая мысль, чуждая ученьям, имеющим власть и силу в своих руках, уничтожалась безжалостно». И вот в условиях, далёких от признанной науки – теософии, в средневековых городах среди ремесленников рождалось это величайшее изобретение новейшего времени. Ремесленниками созданы часы, микроскоп, рисовальные и измерительные инструменты. Здесь же развилось книгопечатание. С 1450 года начинается быстрый и неуклонный рост сознания человечества, ибо книгопечатание «охранило мысль личности, увеличило её в сотни раз и позволило в конце концов сломить чуждое мировоззрение». За 40-50 лет печатная книга проникла во все пределы тогдашнего мира...
Так, по Вернадскому, наука впервые тесно смыкается с техникой, неся вновь свою высокую миссию «решения тех задач, которые грозно стоят перед всяким мыслящим и чувствующим человеком при виде людских бедствий, горя и страданий. То, что дано книгопечатаньем, паровой машиной, электрической машиной, – небольшая, ничтожная доля того, что должна открыть перед нами природа!»
С возникновением книги уже нельзя было утаивать ни открытия, ни изобретения. Идеи Коперника получили распространение независимо от личной судьбы автора. Вступили в силу «неизвестные нам законы развития сознания, идущие по законам статистики больших чисел, где в массовом явлении проявляется своеобразная закономерность случая».
«В великую эпоху открытий почти все результаты, имевшие благодетельное влияние на развитие мысли и культуры, не отвечали тем ожиданиям, чаяниям и надеждам, которые ставились людьми, делавшими открытия. Значительная часть работы делалась бессознательно».
Именно под таким углом зрения рассматривает В. И. Вернадский походы Колумба и Магеллана, освоение русскими землепроходцами неведомой Азии и создание в Европе навигационных приборов и карт. Эта парадоксальная по внешней форме точка зрения выражает, по сути, диалектику понимания СТИХИЙНОСТИ и НЕОБРАТИМОСТИ хода науки. «Она (наука. – Ред.) не является созданием кабинетного учёного, далёкого от жизни. Она – гуща жизни – полна непрерывных изменений. Она есть динамическое равновесие».
Началом новейшей эпохи В. И. Вернадский считает XVIIвек. Появилась новая сила – наука о природе и тесно связанная с ней математика. Положены начала не только новой астрономии, физике или механике, но и новой химии, описательному естествознанию.
Однако тогда же зародились и такие области знания, где математическое или механическое освещение явлений было приложимо так же мало, как и, допустим, в истории. Колея философского мышления была слишком узка. Едва ли антагонизм между математиками и натуралистами достиг таких размеров, как во времена описательного естествознания.
«XIX век всё сгладил. Не столько мир математических формул, сколько мир механических моделей достиг поразительных результатов в объяснении (и использовании) явлений природы».
И здесь – ключ к пониманию опережающего науку стихийного процесса разработки технологий периода первой промышленной революции – эпохи пара, электричества, телеграфа и воздушных управляемых шаров. Как ни странно, этому времени В. И. Вернадский уделяет мало внимания. И вот почему. Описание изобретений, изложение развития прикладного знания показывает «только одну сторону развития мысли. Оно не даёт ясного понятия об эволюции».
Он с недоверием относился к созданному именно в XIX веке позитивизму, называя его «простой схемой, не отвечающей действительности».
Торжество механического и физического мира машин для Вернадского является лишь предтечей грядущих перемен. Эти создания выросли на достижениях мысли XVII века. Тем не менее их появление резко ломает сознание человечества, поверившего, «что только научная мысль может создать единство» людей на планете.
Из открытий XIX века В. И. Вернадский выделяет – наряду с открытиями Дарвина, Пастера, Кюри – создание Лобачевским и Риманом неевклидовой геометрии, ибо в ней – ключ к познанию строения живого вещества. Эмпирическое обобщение Дарвина об эволюционном процессе он воспринял творчески и неоднократно применял. Так, он писал: «Мы столкнулись реально в научной работе с несовершенством и сложностью научного аппарата Homo Sapiens. Мы могли это предвидеть из эмпирического обобщения эволюционного процесса. Homo Sapiens не есть завершение сознания, он не является обладателем совершенного мыслительного аппарата. Он служит промежуточным звеном в длинной цепи существ, которые имеют прошлое и, несомненно, будут иметь будущее...»
Эти мысли высказаны учёным после анализа открытого Беккерелем в 1896 году явления радиоактивности.
И с этого момента путь наш лежит в последний зал.
ЗАЛ XX ВЕКА
Все мы хорошо знаем внешние события нашего века. Прожив в нем почти полстолетия, Владимир Иванович глубоко переживал и осмысливал современность с позиций биосферного и ноосферного подхода. История человечества воспринималась им с предвидением далёкого будущего, которое, по его мнению, принадлежит науке, – но не в той её форме, что была заложена в XVII и полностью развилась к началу XX века. Чуткий к пониманию роли живого на планете, он беспокоился именно о судьбе всего живого и желал убрать те мировоззренческие препоны, которые мешали человечеству это осознать. «Мне кажется, что теория познания в наших конкретных науках о Земле не может дать многого. Она выросла на научных теориях физики и математики, всецело основанных на понятиях. Между тем, в науках о Земле мы имеем дело с понятиями, неотделимыми от реального объекта, и наша логика должна с ними считаться...»
В поисках целостного мировосприятия он обращался к древним и современным индийским философам: «Мои современники – Рамакришна, Ганди, Вивекананда».
Что же потрясало его в XX веке?
«Прежде всего резкий рост темпа научного движения, захваченных им площадей, охватывающих всю планету, мощность изменения наукой планеты, что позволяло предвидеть научные движения, размаха которым в биосфере ещё не было. Вырос научный аппарат, охватывая миллиарды и миллиарды фактов эмпирическими обобщениями, гипотезами, научными теориями. Стираются грани между науками, учёные специализируются не по наукам, а по проблемам». По сути, системный подход к явлениям уже ясно ощущался Вернадским, хотя введён он был в научный обиход уже после второй мировой войны.
Три реальности космоса вскрылись, отмечает он, в нашу эпоху: реальность в области жизни человека, реальность микромира атомных явлений и реальность космических просторов, охваченные единой областью познавания Разумом. Возникла теория относительности, объединив понятия «время» и «пространство» в комплекс «время – пространство», изучение которого впервые начато сознательно.
В социальной сфере «идея объединения всего человечества становится реальностью только в наше время, и то, очевидно, становится пока только реальным идеалом, в возможности которого нельзя сомневаться. Ясно, что создание такого единства есть необходимое условие организованности ноосферы, и к нему человечество неизбежно придёт».
«Под влиянием интенсивного роста научной мысли на первое место выдвинулось прикладное значение науки как в общежитии, так и на каждом шагу: в частной, личной и коллективной жизни. Государственная жизнь охватывается научным мышлением в небывалой степени. Выступает новая идея – рано или поздно – о государственном объединении усилий всего человечества. В сущности – это государственное проявление перехода биосферы в ноосферу...»
Но, с другой стороны, он признается :
«Вопрос о моральной силе науки становится на повестку дня. Моральная неудовлетворённость учёных непрерывно растёт, с 1914 года она всё увеличивается...»
В. И. Вернадский описывал, как выход из кризисной ситуации, некую форму «научного мозгового центра» по образцу Госплана, созданного в нашей стране впервые в мировой практике.
Прогнозируя рост человечества и проблему его выживаемости в условиях постоянства массы живого вещества, он снова и снова подсчитывает интенсивность и формы вероятной биогеохимической активности человека.
Поскольку его «движение деятельности» повёрнуто вспять быть не может, ибо опирается на глубокие корни стихийного геологического процесса, В. И. Вернадский приходит к выводу, что будущее человечества во многом зависит от глубины научных знаний о Земле. Исходя из своего понимания истории науки, он предлагает новую трактовку явлений жизни, не ту, по которой мы сегодня мыслим явления из реальных косных тел и веществ. Живое вещество имеет иную геометрию и, занимая ничтожное место в биосфере, энергетически выступает на первое место. Оно имеет диссимметрию и полярный вектор размножения. Пределы размножения массы жизни ограничены, хотя «требует проверки рабочая научная гипотеза о космическом обмене живых естественных тел». Количество химических соединений в живых телах безгранично...
Всё это приводит его к выводу, что вся предыдущая научная работа человечества, изучавшего лишь косные тела, должна быть коренным образом пересмотрена. Сами биологические науки проникнуты, по существу, представлениями и навыками, сторонними точному естествознанию. «Они опираются даже на более отсталую базу, для которой в XX столетии не должно быть места». Здесь учёный имеет в виду влияние идеализма, как наследия философской мысли прошлых веков, и вульгарного материализма, не признававшего отличия живого вещества от косного.
«Сегодня, за сто лет научной работы, – пишет он в 1938 году, – биолог не получил ни одного указания, что он ближе к выяснению проблемы, чем в 1838 году (!). Проблема абиогенеза – самопроизвольного зарождения живых организмов – до сих пор остаётся бесплодной, парализующей настоящую назревшую научную работу. Конечно, долго так продолжаться не может...»
Он умер в 1946 году, предсказав появление атомной бомбы, и полный глубоких раздумий о судьбах живого вещества, частью которого является человечество...